Сурикэ
Шрифт:
— Будете довольны.
— Помни, что никто, не исключая тебя, не должен входить сюда без моего зова.
— Везде есть звонки, сударь, я приду только в том случае, если вы позовете меня.
Незнакомец сбросил плащ и снял шляпу. Если кабатчик ждал этой минуты, чтобы увидеть лицо своего жильца, надежда его оказалась совершенно обманутой: на лице незнакомца была черная бархатная маска.
— Ступай теперь, а когда мой гость придет, проведи его; он не заставит себя долго ждать, — прибавил он, смотря на великолепные часы, осыпанные алмазами, — еще недостает десяти
— Побегу встретить его.
— Да, иди.
Кабатчик почтительно поклонился и ушел.
«Гм, — подумал Кайман, — должно быть, напал на такого, которого нелегко поймать; какие предосторожности! Ну, да это его дело: он щедр, не жалеет денег. Я не выдам его: когда хорошо платишь, можешь делать что хочешь; Бог с ним! Будь у меня четыре таких постояльца, как он, я бы в один месяц составил себе состояние».
Когда кабатчик ушел, незнакомец уселся на одном из кресел в гостиной близ камина, взял первую попавшуюся книгу с хорошенького столика и открыл ее на половине.
Но он не читал ее; он думал, и, по-видимому, думы его были не совсем веселыми.
— Лишь бы этот человек, которого я жду, был именно таким, каким мне его представляли! Гм! Дело щекотливое, надо быть опытным, чтобы понять меня; мне его очень рекомендовали, он, должно быть, падок на деньги и легко справляется с совестью; увидим; я в минуту узнаю его; но, мне кажется, он очень опоздал.
В ту же минуту он услыхал, как отворилась первая дверь.
Он улыбнулся.
— Не успел и высказать желания, как оно исполнилось, как будто в сказке; начало хорошее, посмотрим, что будет дальше; черт, помоги! — С этим возгласом неверующего он встал и пошел навстречу своему гостю, которого еще не знал.
Дверь в гостиную отворилась, портьера приподнялась, и Кайман доложил:
— Господин Матье.
Сняв маску с новоприбывшего, державшегося несколько в стороне, кабатчик поклонился и, по праву первого посетителя, спустив портьеру, затворил за собою дверь и ушел из домика.
— Гм! — ворчал он, возвращаясь в свой кабак, где шум, казалось, еще более усилился. — Эти молодцы с невозможными фамилиями слишком стараются подражать мещанам, потому что, вероятно, принадлежат к аристократии. Ну, впрочем, что мне за дело? Что там такое? — воскликнул он, прислушиваясь к гаму в кабаке. — Что, эти черти подрались, что ли? Пойти посмотреть.
Кайман любил монологи. Когда шаги кабатчика замолкли, первый посетитель, назвавшийся Вольтижером, поклонился новоприбывшему, приглашая его снять плащ и расположиться поудобнее.
Матье молча поклонился, бросил плащ на кресло и снял шляпу.
Так же, как на наезднике, и на нем была бархатная полумаска.
— Ого! — пробормотал Вольтижер. — Это ученая птица! Мне кажется, нелегко будет справиться с ним.
Оба эти человека походили друг на друга и ростом, и манерами, как два родные брата, только у пришедшего позднее манеры не носили отпечатка аффектации, которой отличались манеры версальских придворных; он был богатырски сложен и обладал, по-видимому, громадной физической силой; вообще же с первого взгляда в нем можно
По знаку Вольтижера Матье поместился в кресле у камина, напротив своего хозяина.
Пока мы сохраним за этими людьми имена, которыми они себя назвали.
Наступило молчание; собеседники рассматривали друг друга исподтишка и размышляли про себя.
Спустя минуту Матье снял свою шпагу и положил ее на стол вместе с двумя пистолетами, которые были у него за поясом.
Вольтижер улыбнулся и, подражая тотчас примеру своего гостя, также снял свое оружие.
— Вы получили письмо несколько дней тому назад? — спросил Вольтижер, видимо, для того, чтобы нарушить молчание, становившееся ему в тягость, и чтобы начать разговор.
— Я действительно получил письмо, но не несколько дней, а шесть недель тому назад; оно было передано мне… — Тут он спохватился: — Мне кажется излишним произносить имя того, кто передал мне письмо, тем более что письмо со мной.
Вынув письмо из куртки, он подал его Вольтижеру, но тот отказался принять его, грациозно поклонившись.
— Это излишне, — сказал он, — я узнал почерк. Матье поклонился в свою очередь и снова спрятал письмо.
— Нам многое надо передать друг другу, — заговорил Вольтижер, — по-моему, разговор вполне вяжется только за столом; вы разделяете мое мнение?
— Вполне, — отвечал Матье.
— В таком случае, пойдемте садиться за стол.
— Я к вашим услугам. Они прошли в столовую. Вольтижер два раза сильно топнул.
Столики исчезли, и через минуту откуда-то снизу появился стол, уставленный кушаньями, а также два столика с бутылками и тарелками.
— Таким образом, — сказал Вольтижер, — не будет лишних ушей.
— Прекрасная предосторожность, когда предстоит серьезный разговор.
— Прошу вас садиться; я ужасно голоден, а вы?
— И я также, — отвечал Матье, улыбаясь.
— В таком случае примемся за кушанье и покушаем; это нам только поможет говорить о делах.
— Совершенно справедливо: слуги, стоящие за вашим стулом, — шпионы, не пропускающие ни слова и пользующиеся слышанным, если им это выгодно.
— Глубокая истина, — отвечал, смеясь, Вольтижер, — поэтому-то я желал избегнуть этого неудобства.
— Вы предупредительны, и это необходимо, если желаешь успеха в своем предприятии.
— Вы, мне кажется, тоже предусмотрительны.
— Я думаю, что вам это не неприятно, — сказал Матье с тонкой улыбкой.
— Напротив, мне представили вас как человека, на которого можно вполне положиться.
— Дело в том, что немного найдется такого, перед чем я отступил бы, если условия почтенны.
— Вот это значит говорить прямо; я думаю, что мы легко столкуемся.
— От души желаю: в настоящую минуту нуждаюсь в хорошем деле.
— Вы нуждаетесь в деньгах?
— Да, у меня столько нужд.
— Я не стану от вас утаивать.
— Я тоже не желаю этого, я не люблю торговаться. Скажите мне цифру; я, таким образом, увижу, могу ли иметь дело с вами: я люблю знать все вперед, по сумме заключаешь о важности дела.