Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.

Андерсон Фредерик Ирвинг

Французские политики в Париже и имперские чиновники в Новой Франции не видели ничего подобного. Они не признавали ни реальной природы британских вторжений, ни того факта, что после того, как Ланглайд разобрался с пенсильванцами, с виргинской угрозой можно было справиться более эффективно с помощью дипломатии, чем силы. Танагриссон, в конце концов, согласился дать виргинцам разрешение на строительство торгового поста в Форксе только потому, что понимал это как жест союзничества, а значит, как меру защиты от французского военного господства. Если бы французы предложили делаварам, шони и минго дешевые торговые товары и заверили их, а не стремились навязать новую гегемонию над Страной Огайо, результат мог бы быть иным. Однако и личность, и инструкции нового генерал-губернатора исключали умеренность.

Французская цепь фортов. На этой

эскизной карте, составленной примерно в 1758 году по описанию «умного индейца, прожившего здесь значительное время», с помощью маленьких квадратиков изображены французские «бревенчатые форты», построенные по приказу маркиза Дюкейна в 1753-54 годах; прерывистые линии обозначают портовые дороги. В примечании, сопровождающем легенду, говорится о «хорошем водном транспорте от форта Дюкейн до озера Эри, за исключением места для переноса в 15 милях от Биф-Ривер до Преск-Айла». Любезно предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса в Мичиганском университете.

Маркиз де Дюкен, как и его предшественник и покровитель граф де Ла Галиссоньер, был прямолинейным морским офицером, предпочитавшим действия разговорам. Человек, совершенно не страдающий от неуверенности в себе, Дюкейн прибыл в Квебек в июле 1752 года с приказами, которые глубоко соответствовали его природной склонности. Его начальник, морской министр, подчеркнул исключительную важность сохранения связи между канадскими и иллинойскими поселениями через Огайо и приказал ему «приложить все возможные усилия, чтобы прогнать англичан с наших земель… и не допустить их прихода туда для торговли». Дюкейн должен был «дать понять нашим индейцам… что мы ничего не имеем против них, [и] что они будут вольны ходить и торговать с англичанами в стране последних, но мы не позволим им принимать англичан на наших землях». В соответствии с этим новый губернатор потребовал от канадского ополчения (165 рот, насчитывающих более 11 000 человек) начать еженедельные учения и приказал построить серию из четырех фортов, чтобы обеспечить постоянное военное присутствие в стране Огайо.

К весне 1753 года два форта уже были построены. Первый стоял на южном берегу озера Эри, в Преск-Айле. Его соединяла портовая дорога со вторым, расположенным на реке Ривьер-о-Бофс (Французский ручей), притоке реки Аллегени. К осени французы основали третий пост, форт Машо, в делавэрской деревне Венанго, недалеко от слияния Френч-Крик и Аллегени; он включал в себя удобный комплекс зданий, в том числе склад и кузницу, недавно покинутые торговцем из Пенсильвании Джоном Фрейзером. Последний форт цепи, который должен был стоять у развилки Огайо и служить стратегическим ключом к стране Огайо, планировалось построить в 1754 году^[33].

Если считать в ливрах или жизнях, то эта система укреплений обошлась французам в огромную сумму. Погибло более четырехсот человек, а на лихорадочное строительство было потрачено не менее четырех миллионов ливров. Дюкейн считал, что английская угроза была настолько серьезной, что спешка, затраты и потерянные жизни были не более чем необходимой ценой за обеспечение французских интересов в стране Огайо. Но место, на котором должен был возвышаться важнейший четвертый форт цепи — пост, который будет носить имя самого Дюкейна, — оказалось тем самым местом, которое компания Огайо выбрала в качестве места для своего укрепленного торгового поста. Один этот факт мог бы сделать больше для налаживания сотрудничества между британскими колониями, чем любые меры, которые разрозненные, конкурирующие колонисты могли бы придумать по собственной инициативе.

ГЛАВА 3

Лондон принимает меры по противодействию угрозе

1753 г.

В ЛОНДОНЕ деятельность французов в Стране Огайо уже давно вызывала беспокойство членов Тайного совета — органа из тридцати с лишним придворных и министров, которые консультировали короля и выступали в качестве руководителей главных исполнительных, судебных и церковных ведомств. С 1748 года три члена Тайного совета, отвечавшие за ведение иностранных и колониальных дел, достаточно сильно ссорились между собой, но они всегда были согласны с тем, что самой большой угрозой для Британии была и всегда будет Франция. Первым среди них был Томас Пелхэм-Холлс, герцог Ньюкаслский, занимавший пост государственного секретаря Северного департамента, который давал ему ответственность за ведение внешних отношений с протестантской Европой и Россией. Он был одним из самых опытных людей в британском правительстве, и ничто в его прошлом не успокаивало его, когда речь заходила о французах. Ньюкасл — человек, не менее примечательный своими эксцентричными чертами, чем достижениями как политика и дипломата, — понимал политику Франции в Европе и Новом Свете как взаимодополняющую и направленную, несомненно, на усиление власти. Он верил, что Людовик XV и его министры без колебаний начнут новую войну с Великобританией, если сочтут, что смогут извлечь из нее выгоду. Однако он также надеялся, что Британия сможет предотвратить или хотя бы отсрочить эту войну, упорно сопротивляясь французскому влиянию по обе стороны Атлантики^[34].

Аналогичным министром Ньюкасла, отвечавшим за внешние отношения с католической Европой и Османской империей, был государственный секретарь Южного департамента. Достопочтенный джентльмен, занимавший этот пост с 1748 года, — Джон Рассел, четвертый

герцог Бедфордский — был мало полезен Ньюкаслу, но разделял его франкофобию. Наконец, первый комиссар лордов-комиссаров торговли и плантаций (чаще называемый президентом Торгового совета) возглавил коллегию из шестнадцати человек, которая контролировала управление американскими колониями, а также торговлю империи в целом. Хотя занимавший этот пост Джордж Монтагу Данк, второй граф Галифакс, был человеком не столь известным, как Ньюкасл или Бедфорд, он делал все возможное, чтобы проводить независимый курс и избегать доминирования одного из герцогов. Однако в своем недоверии к Франции он не уступил ни одному из них. С момента своего назначения Галифакс накапливал доказательства французских «посягательств» на границы американских колоний и разрабатывал способы повышения эффективности имперской администрации, чтобы лучше противостоять французской агрессии^[35].

Томас Пелэм-Холлс, герцог Ньюкасл (1693–1768). На этой гравюре изображен молодой герцог, возможно, 1720-х годов, после посвящения его в рыцари Подвязки. Любезно предоставлена Библиотекой Уильяма Л. Клементса Мичиганского университета.

У Ньюкасла, Бедфорда и Галифакса были веские причины опасаться Франции, которая, казалось, вот-вот завоюет господство над всей Европой. Война за австрийское наследство прошла неудачно для Великобритании и ее союзников. Единственное важное завоевание Британии в этой войне, Луисбур, был возвращен Франции по договору Экс-ла-Шапель как плата за то, что она пощадила британскую армию в Европе. Чтобы добиться мира, в котором она отчаянно нуждалась, Англия заставила своего главного союзника, Австрию, признать прусский контроль над Силезией, австрийской провинцией, завоеванной Пруссией в ходе Первой Силезской войны (1740-42). Поскольку Австрия вступила в войну в 1744 году с намерением вернуть Силезию, эта уступка вызвала глубокое недовольство австрийцев. Таким образом, несмотря на формальные положения, которые восстанавливали отношения между Францией и Англией до status quo ante bellum, договор Экс-ла-Шапель оставил Францию сильнее, чем прежде, и ослабил полувековое партнерство, с помощью которого Британия и Австрия противостояли французскому могуществу. В Северной Америке было не меньше поводов для тревоги, и не только потому, что жители Новой Англии открыто осудили возвращение Луисбурга Франции как предательство. В первый год мира с тревогой отмечалась экспедиция Селорона по стране Огайо, а в Новой Шотландии появились сообщения о французских агентах, что особенно тревожно, поскольку подавляющее большинство жителей Новой Шотландии составляли франкоговорящие католики-акадийцы. Это население, входившее в состав Британской империи с 1713 года, официально считалось нейтральным во всех англо-французских спорах; однако их лояльность короне казалась в лучшем случае сомнительной.

Ньюкасл считал, что единственным разумным ответом на такое бесперспективное положение дел является рассмотрение действий Франции в Европе и Америке как двух аспектов единой политики. Поэтому на континенте он предложил укрепить то, что он называл своей «Системой», — набор союзов, призванных поддерживать баланс сил и тем самым препятствовать французским планам навязать Европе «универсальную монархию». Стремление Британии к сохранению многостороннего баланса возникло еще в начале века и всегда было направлено на то, чтобы не допустить Францию в Низкие страны, где она могла нарушить английскую торговлю и откуда она могла легко угрожать вторжением из превосходных гаваней Нидерландов. Чтобы свести к минимуму французское влияние в Низких странах, Британия субсидировала различные протестантские государства Северной Европы, особенно западной Германии, позволяя им содержать армии, которые можно было бы призвать в бой против Франции; она также полагалась на сохранение прочного союза с Австрией, католической державой со стратегически ценными территориями в Нидерландах и с династическими интересами, противостоящими Франции. Таким образом, Ньюкасл считал, что Британия должна предоставить новые субсидии для укрепления Низких стран, что позволит им провести переоборудование и перевооружиться против французского вторжения; восстановить дружеские связи с Австрией; и попытаться создать союзы с Испанией и Данией, странами, которые еще не прочно вошли в орбиту Франции. Эти европейские стратегии имели своим неотъемлемым аналогом решимость Ньюкасла противостоять всем усилиям Франции по расширению территориальных владений или влияния в Северной Америке^[36].

Сделать Европу и Северную Америку двумя сторонами британской внешнеполитической медали помогло то, что Ньюкасл считал самым важным уроком Экс-ла-Шапельского договора, где желание Франции вернуть себе Луисбург побудило ее заключить мир статус-кво, несмотря на текущее превосходство французских армий в Европе. Кроме того, лорд Галифакс, правительственный чиновник, наиболее осведомленный в американских делах, был непреклонен в необходимости остановить французский экспансионизм в Новом Свете. Как человек, ответственный за надзор (и, следовательно, за переписку со всеми колониальными губернаторами), Галифакс также был первым, кто убедился, что французы осуществляют двойной план агрессии в Америке, стремясь к стене в британских провинциях как на северо-востоке, вдоль границы Новой Шотландии, так и на западе, распространяя прямой контроль над страной Огайо.