Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.

Андерсон Фредерик Ирвинг

Но самым значительным событием, повлиявшим на подрыв нейтралитета Шести наций, стал большой договор, заключенный в Ланкастере (Пенсильвания) в 1744 году, когда ирокезские дипломаты встретились с представителями Пенсильвании, Мэриленда и Виргинии. На первый взгляд, Ланкастерский договор стал высшей точкой влияния ирокезов в отношениях с английскими колониями. В обмен на, как тогда казалось, незначительные уступки, лига получила подарки, включавшие восемьсот фунтов стерлингов в пенсильванской валюте и триста фунтов золота, а также признание всеми тремя правительствами сюзеренитета Онондаги над несколькими южными индейскими племенами, от имени которых она отныне могла выступать, как выступала от имени делаваров и шони. Возможно, самым важным для лиги было признание Виргинией права ирокезских воинов проходить через провинцию для нападения на чероки и катаваси, что, очевидно, включало в себя соглашение

об обеспечении военных партий во время транзита^[19].

Если все эти выгоды, казалось, расширяли власть ирокезов, то Ланкастерский договор фактически предвещал ее конец, поскольку Конфедерация уступала все свои оставшиеся претензии на земли в границах Мэриленда и Виргинии. Хотя совершенно очевидно, что Канасатего, староста племени онондага, который вел переговоры от имени лиги в Истоне и Ланкастере, думал, что отказывается лишь от фиктивных ирокезских притязаний на долину Шенандоа, на самом деле он выторговал себе всю страну Огайо. Не просто сдержанность заставила виргинских комиссаров воздержаться от упоминания о том, что по уставу их колонии Старый доминион имел западную границу по Тихому океану (включая ««остров Калифорния» и все другие острова» в пределах ста миль от побережья) и северную границу, которая проходила по линии, проходящей примерно от северного берега Потомака до западного берега Гудзонова залива^[20].

Уступка Канасатего не была пустяковым недосмотром. К весне 1745 года палата бюргеров Виргинии выделила почти треть миллиона акров на реке Огайо синдикату из двадцати богатых земельных спекулянтов из Северной Шеи (район между реками Раппаханнок и Потомак). Хотя начавшаяся война короля Георга на время приостановила их деятельность, пройдет еще несколько лет, прежде чем спекулянты, теперь называвшие себя Компанией Огайо из Виргинии, начнут всерьез заявлять о своих претензиях на запад. Они намеревались продать земли в районе слияния Аллегени и Мононгахелы поселенцам, которые, по их мнению, вскоре пересекут Аппалачи.

Заселение Трансаппалачей белыми, ужасающее Онондагу, чья политика нейтралитета основывалась на иллюзии контроля над Страной Огайо, на самом деле было бы отложено. Но эта отсрочка будет связана не столько с маневрами ирокезов, сколько с развивающимся соперничеством виргинцев, пенсильванцев и канадских французов за контроль на западе. С ослаблением влияния Конфедерации на этот регион и его якобы зависимые народы, Страна Огайо станет ареной межколониальной и международной конкуренции. Великая лига, которая еще недавно выступала в качестве дипломатического равного британской и французской империям, в течение следующего десятилетия станет в значительной степени неактуальной для имперских антагонистов.

Боевые действия в войне короля Георга — в Европе, в войне за австрийское наследство — продолжались только до 1748 года, когда по договору Экс-ла-Шапель все завоевания были возвращены их довоенным владельцам. Но ирокезы уже никогда не смогут вернуть себе то влияние, которое они занимали в Ланкастере в 1744 году. Конфликт вскрыл трещину в солидарности Конфедерации, когда ирокезы, самые восточные и наиболее англофильные из Шести наций, отказались от нейтралитета в пользу прямого сотрудничества с Нью-Йорком. Они выбрали для этого самое неподходящее время.

В отличие от ярых антикатоликов из Новой Англии, которые быстро организовали экспедицию против Луисбурга — укрепленного города и военно-морской базы на острове Кейп-Бретон, являвшегося стратегическим ключом к заливу Святого Лаврентия, и фактически захватили его в 1745 году, жители Нью-Йорка не испытывали особого энтузиазма в борьбе с французами. Их губернатор Джордж Клинтон, в значительной степени слуга короны, обратился за помощью к ирокезам, и по его инициативе они предприняли набеги на Канаду в 1746, 1747 и 1748 годах; но купцы, доминировавшие в ассамблее, во главе с могущественной семьей Де Ланси из Олбани, не соглашались ни на какие военные меры, кроме строительства нескольких фортов. На протяжении всей войны пушные купцы Олбани с энтузиазмом торговали со своими коллегами из Монреаля через озеро Джордж, озеро Шамплейн и реку Ришелье, даже когда растущие потери ирокезов заставляли их все больше сомневаться в добросовестности Нью-Йорка. Таким образом, война короля Георга обернулась катастрофой для ирокезов и серьезно снизила согласованность политики Конфедерации. Это, в свою очередь, ослабило ирокезский нейтралитет и ускорило темпы англо-американской торговли и земельных спекуляций в долине Огайо^[21].

Последствия войны для пенсильванцев и виргинцев, уже активно работавших на западе, были предсказуемы. Как всегда в военное время, отсутствие безопасности для людей и имущества

заставило фермеров и индейских торговцев бежать из приграничья в сравнительную безопасность восточных поселений. Однако по мере того, как война заканчивалась, в Стране Огайо, как никогда ранее, разгорались спекуляции землей и торговые авантюры. В основном торговцами были пенсильванцы, которые долгое время жили среди шауни и делаваров на реке Саскуэханна и которые в 1730-х годах просто последовали за своими клиентами в страну Огайо. Для них падение Луисбурга и закрытие реки Святого Лаврентия для французского судоходства стало настоящей сенсацией, поскольку индейцы со всех внутренних районов стали обращаться к английским источникам за необходимыми им товарами. Предлагая английские товары по ценам, с которыми не мог сравниться ни один французский торговец, агрессивные пенсильванцы расширили свою торговлю, включив в нее торговлю с племенами, жившими далеко на западе, и в конце концов добрались даже до миами и виандотов, которые никогда не торговали ни с кем, кроме французских партнеров^[22].

Уже в 1747 году одного особенно яркого торговца из Пенсильвании, ирландского иммигранта по имени Джордж Кроган, можно было встретить на месте современного Кливленда, торгующего с минго и заманивающего «северных индейцев» — французских союзников — через озеро Эри, предлагая «товары на гораздо лучших условиях, чем французы». К 1749 году Кроган и его помощники основали большой торговый пост в верховьях реки Грейт-Майами, на территории современного западного Огайо, в поселении индейцев майами под названием Пикавиллани. Это многообещающее поселение находилось рядом с несколькими важными порталами и тропами, а также — что для Крогана было самым важным — имело вождя Мемескиа, который был готов посылать пояса из вампума группам индейцев вплоть до Мичигана, приглашая их прийти в Пикавиллани. В течение года или двух приглашения Мемескиа и торговая лавка Крогана привлекли в поселение сотни семей, и предприимчивый ирландец увидел, что возможности расцветают во всех кварталах. Вскоре он уже торговал с племенами шауни на всем протяжении реки Огайо, вплоть до современного Луисвилля, и отправлял лодки вверх по реке Кентукки. Французы вряд ли могли позволить себе быть равнодушными к такому жадному набегу на то, что было их эксклюзивной торговлей; как они знали лучше, чем кто-либо другой, торговые товары и подарки скрепляли их союзную систему. Поэтому, не забывая о том, что он был занозой в их боку во время последней войны, французы назначили цену за голову Джорджа Крогана^[23].

Кроган отнесся к новости о том, что его скальп приобрел рыночную стоимость, как к шутке, но на самом деле это был очень точный показатель растущего страха французов перед тем, что англичане вот-вот захватят контроль над долиной Огайо. С точки зрения все более нервничающих чиновников в Квебеке, пенсильванские торговцы, заполонившие страну Огайо, казались острием копья агрессии, которое необходимо отразить силой, если потребуется. Поэтому властный морской офицер, занимавший пост генерал-губернатора Новой Франции, граф де Ла Галиссоньер, в 1749 году направил военный отряд для обхода страны Огайо. Ла Галиссоньер поручил командование капитану Пьеру-Жозефу де Селорону де Бленвилю, офицеру, имевшему большой опыт общения с индейцами; он отправился из Монреаля в июне с отрядом из более чем двухсот канадцев и около тридцати индейцев. У Селорона было три поручения: возобновить древние французские притязания (по праву открытия Ла Салля) на страну Огайо, собрать сведения о степени английского влияния и вызвать у индейцев трепет, продемонстрировав способность Франции посылать солдат в сердце их страны.

Селорон вернулся в ноябре, пройдя на веслах и портвейне большой круг в три тысячи миль: вверх по реке Святого Лаврентия и через озера Онтарио и Эри; по рекам Аллегени, Огайо, Грейт-Майами и Мауми до Детройта; и, наконец, обратно по озерам Эри и Онтарио до реки Святого Лаврентия и Квебека. В знак почти трогательной бесполезности он и его партия закопали небольшие свинцовые пластины через определенные промежутки пути — «в качестве памятника», гласила их надпись, «возобновления владения, которое мы получили от упомянутой реки Огайо и всех тех, что впадают в нее, и всех земель по обе стороны, вплоть до истоков этих рек». Селорон общался с индейскими племенами, которых встречал, предлагал подарки, чтобы возобновить их преданность своему отцу Ононтио, и предупреждал их, что, как верные дети, они должны отныне отправлять домой всех англичан, которые появятся среди них. В целом, как он отметил, индейцы восприняли эту новость прохладно. По крайней мере в одном случае их реакция была настолько явно «неудовлетворительной», что он и его люди были вынуждены поспешно отступить^[24].