Суть Руми
Шрифт:
ДРУЖБА с ШАМСОМ
Руми встретил Шамса в конце октября 1244 г. на улице Коньи, и именно этот странный взыскующий мистик возжег в его душе огонь мистической любви (описанной такими мистиками, как Ахмад Газали, Айн ал-Кудат и Рузбихан Бакли) - любви абсолютной, поглотившей его полностью, порой заставлявшей месяцами не вспоминать о семье и об учениках. В конце концов близкие Руми возмутились и потребовали, чтобы Шамс покинул город. Шамс подчинился, но очень скоро Султан-Велед привез его из Сирии обратно, ибо для Руми разлука оказалась непереносимой.
Имеется описание их встречи после возвращения Шамса: они заключили друг друга в объятия и упали к ногам друг друга, "так
ГИБЕЛЬ ШАМСА
Однажды ночью они вызвали его из дома Джелалэддина, который располагался напротив дома его сына, и, нанеся множество ножевых ран, бросили тело в соседний колодец. Султан-Велед пытался успокоить отца, уверяя, что все в округе заняты поисками Шамса; хроники повествуют, что, когда отец заснул, он извлек тело Шамса из колодца и поспешно захоронил его, покрыв могилу наспех приготовленной штукатуркой. Эта самая могила была открыта некоторое время тому назад Мехметом Ондером, директором "Музея Мевляны"; сейчас над ней воздвигнут мемориал в честь Шамса.
Подобно солнцу, которое, перемещаясь, увлекает за собой облака,
Все сердца сопровождают тебя, о солнце Табриза!
ПОЭЗИЯ
Пройдя через эту всепоглощающую любовь, Руми стал поэтом. Тщетно пытаясь разыскать Шамса, "Солнце Истины", за пределами страны, он в конце концов понял, что, связанный с ним неразрывными узами, "обнаружил его в себе, сверкающего, подобно луне", как сказал о том Султан-Велед. Лирическая поэзия, порожденная этим опытом, написана с чувством абсолютного самоотождествления.
Вместо собственного псевдонима Джелалэддин теперь подписывает стихи, непревзойденные в своей искренности, именем друга, воспевая в них любовь, тоску, счастье и отчаяние. Именно этот опыт он описал в знаменитом пассаже из "Маснави":
Некий человек постучал в дверь своего друга; его друг спросил:
– "Кто здесь?" Он ответил: "Я".
"Уходи, - сказал друг, - еще слишком рано!
За моим столом нет места сырому.
Может ли сырое быть приготовлено иначе, чем на огне разлуки?
Что еще избавит его от лицемерия?"
Он печально повернул прочь, и целый год его снедало пламя разлуки.
Потом он вернулся назад и снова начал бродить возле дома
своего друга.
Он постучался в дверь с сотнями страхов и с благоговением, боясь,
как бы не сорвалось с его уст непочтительное слово.
"Кто там?" - воскликнул друг.
Он ответил: "Ты, о покоритель всех сердец".
"Теперь, - сказал друг, - раз ты - это я, входи;
для двух "я" нет места в этом доме"
("Маснави", 1:3056-3064).
СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ
Несмотря на то что Руми был поглощен поэтической деятельностью, несмотря на снедавшие его тоску и печаль, он оставался одним из самых почитаемых членов конийского
Его общества искали теологи, мистики и правительственные чиновники.
ДРУЗЬЯ И УЧЕНИКИ - САЛАХЭДДИН И ХУСАМЭДДИН
Вскоре после смерти Шамсэддина ему довелось пережить еще одну мистическую любовную связь с духовным последователем Бурханэддина Мухаккика, скромным золотобитом Салахэддином Заркубом, чья дочь стала женой Султан-Веледа.
Ученик Руми Хусамэддин Челеби вдохновил его на написание мистико-дидактической поэмы, которую Джами назвал "Кораном на пахлави", т. е. на персидском языке. Джелалэддин часто ссылался на то обстоятельство, что его вдохновителем был Хусамэддин, попросивший учителя создать такое произведение, которое ученики могли бы читать вместо мистических эпических поэм Санаи и Аттара. Хусамэддину было поручено записывать стихи, слетавшие с уст Руми, - будь то на прогулке по улицам или даже в бане.
Салахэддин и Хусамэддин были для Руми не чем иным, как отражениями той же Божественной красоты и силы, какие он видел явленными в личности Шамса; и во многих случаях он адресуется к Хусамэддину в словах, которые показывают, что он и его считал "светом солнца", еще одной манифестацией "Солнца Табриза".
После смерти Руми 17 декабря 1273 г., Хусамэддин возглавил общину его учеников - Мевлеви.
СЫН - СУЛТАН-ВЕЛЕД
Но задача формирования братства Вращающихся Дервишей (Мевлеви), организации танцевального ритуала и установления настоящей иерархии выпала на долю Султан-Веледа (ум. 1312), сына Руми, который занял место Хусамэддина, скончавшегося в 1284г. Литературное наследие Султан-Веледа - Маариф и три книги в стиле маснави: "Ибтида-наме" ("Книга Начала"), "Интиха-наме" ("Книга Конца"), и "Рабаб-наме" ("Книга рабаба"), - считается единственным аутентичным комментарием на произведения Руми и содержит большое количество достоверной информации о его жизни и учении (гораздо больше, чем многочисленные книги, составленные благочестивыми почитателями самого Руми).
ДУХОВНАЯ ПАМЯТЬ РУМИ
По-видимому, Джелалэддин пользовался среди мистиков Коньи непререкаемым авторитетом, даже если не принимать за чистую монету историю о том, как великие мастера мистической поэзии и философии (Садрэддин Конави, Саид Фeргани и др.) собрались вместе после смерти Руми, чтобы почтить его память. Когда Садрэддина спросили о Маулане, он ответил:
"Если бы Байазид и Джунайд жили в наше время, они бы цеплялись за полу его одежды и чувствовали себя в долгу перед ним. Он распорядитель мусульманской нищеты духа, и мы вкусили ее именно благодаря ему".
ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ РУМИ
Литературное наследие Руми огромно:
– более 30 тысяч бейтов лирической поэзии ("Диван Шамса"),
– более 26 тысяч строк "Маснави",
– "Застольные Беседы" ("Фихи ма фихи"), "заменивших поэтическое воображение логическими аргументами", но не сравнимых с его поэзией.
– До нас дошло также некоторое количество его писем и проповедей.
ПОЭТИКА РУМИ
Подобно Аттару, Руми любил рассказывать истории, но ему недоставало той связности повествования, какая присуща мистической эпике Аттара. Часто Руми начинает излагать очередной сюжет (даже если это лирическое стихотворение), а затем его отвлекает какая-нибудь ассоциация, звучание или значение слова, и мысли направляются в совершенно другую сторону - пока он не спохватывается и не объявляет о намерении снова вернуться к начатой истории.