Свержение ига
Шрифт:
Елена громко смеялась:
— Что, медведька, тесна берложка? Так?
Маялась, искала себе дела её деятельная натура. Всё дальше стала уезжать она верхом от постылого дома, всё чаще запиралась со своей подругой, где они судачили, не снижая голоса, ибо никто не мог понять их чужеземного стрекота. Однажды во время очередной прогулки забралась она так далеко, что сбилась с пути и повернула совсем в другую сторону. Время шло, лес оставался таким же незнакомым, но она мало волновалась, ибо знала, что хожая тропа должна обязательно вывести к какому-либо жилью. Действительно, скоро послышался лай, и она
— Благословен ваш край, — говорил Лукомский, — нигде не встречал я такой красоты: нешумные, задумчивые реки, тенистые дубравы, обильные поля. Здесь какой-то удивительный и приветливый народ, к тому же очень дружный. Возьмите верховских князей, сколь их знаю, они всегда крепко стоят друг за дружку. У них есть то, что бывает в крепкой семье: как ни треплет её лихо, никогда не растреплет до основания. Счастлив тот, кто станет полновластным хозяином этого края.
— Разве здесь нет такого? — удивилась Елена.
— Милая княгиня, этот край как воздух: всяк, кто вдыхает, думает, что он хозяин, а на самом деле хозяин тот, кто владеет полновластно. Между нашими государями идёт давний спор, но разрешиться ему пока ещё не дано. Король не может полностью владеть краем, потому что здесь православные князья, а великий князь не может владеть им, потому что здесь наш король.
— Но разве найдётся кто-нибудь сильнее наших государей? — спросил Василий.
— Государство сильно не силою, но крепостью, — объяснил Лукомский, — точно так же крепкого духом человека не может сломить никакая сила — тому вы знаете много примеров. Если кто-нибудь объединит верховских князей, то крепость такого объединения победить не сможет никто.
Елена решила воспользоваться присутствием Лукомского, чтобы разрешить свой спор с Василием.
— Мне тоже нравится этот край, я хочу жить здесь.
— В таком случае он станет ещё краше, — проявил любезность Лукомский.
— Но я никак не договорюсь со своим мужем, он считает, что нужно строить замок из дерева, а я — из камня.
Василий даже поперхнулся от неожиданности, ибо ничего такого он не говорил.
— Должен огорчить тебя, княгиня, ибо задумки твоей не разделяю, — ответил Лукомский. — Слов нет, каменный замок прочнее деревянного, но при наличии здешних дубрав деревянное строительство будет много легче. Потом, когда вы населите этой край и привлечёте к своему двору ремесленников, можно затеять и каменный град. Начать, однако, нужно с малого, и здесь, должен сказать, твой муж проявляет мудрость.
Василий возражать не стал. Может быть, он и вправду говорил такое, всего-то не упомнишь. В этот вечер Елена особенно размечталась.
— Представляешь? — говорила она, приткнувшись к его плечу. — Мы построим замок с высокими башнями и большими палатами. И двери в нём будут такими,
— Эк, занесло куда, — лениво говорил Василий, — может, скажешь, что и кремль надобно строить, и пушечный наряд держать?
— О-о, конечно! Раз ты без своих пушек жить не можешь.
— Пустое...
— Почему пустое? Слышал, как говорил Лукомский? Надо объединить верховских князей.
— Для чего?
— Чтобы стать над ними... королём.
Василий даже подскочил с ложа.
— С ума ты, никак, сошла, баба! — воскликнул он.
— Никуда я не сошла.
Она подбежала к сундуку со своим приданым и достала оттуда свиток:
— Видишь?
Это была старинная карта верховских земель. Василий начал разглядывать её.
— Видишь? — повторила Елена. — Тут Мценск, Белев, Одоев, Перемышль, Воротынск, Залидов, Опаков, Мещовск, Козельск. — Она проговорила названия городов с такой чёткой правильностью, будто уже много раз занималась этим.
— Ну и что?
— А то, что хватит на приличное королевство, в Европе есть и поменьше.
— Опять за своё! Дело не в том, хватит — не хватит.
— А в чём?
— Да в том, что они литовские, а мы русские.
— Станьте ни теми, ни другими — сами по себе.
— Нетто можно так? Нынче я русский, завтра турский, а тама скажу, чтоб мне по ихнему турскому обычаю заместо одной десять жён подавали, — попытался перевести в шутку Василий и протянул к ней руки.
— Ты с одной-то справься. — Елена презрительно скривила губки.
Она умела неожиданно и зло укусить — Василий уже приметил это невесть откуда взявшееся качество своей жены. Препираться не стал, но отвернулся, обиженный. Зато было у неё и иное правило: не таить обиду, особенно когда нужно настоять на своём. Толкнула его кулачком:
— Эй, медведька, чего засопел? Я ведь пошутила. Ты у меня самый сильный, а скоро будешь ещё сильнее.
— Это когда же? — повернулся он.
— Когда корону наденешь.
— Выбрось ты эту крамолу из головы! Покуда добром прошу.
— Зачем сердишься? Объясни, почему нельзя.
— Да потому, что не судьба. Королём надобно родиться.
— Или иметь смелость. А смелым судьба помогает.
— Смелых-то много, поди.
— Но у них нет такой жены, как я. Послушай-ка, что скажу. Ты всё время служишь великому князю и привык чувствовать себя его слугой. А по закону ты наследник удельного княжества. У твоего отца с великим князем договор имеется, он мне сам грамоту показывал. Выходит, ты не слуга великого князя, а... мм... вассал или как по-вашему...
— Голдовник.
— Вот. Другие верховские князья являются вассалами короля, тоже живут по договорным грамотам. Так если вы сговоритесь и переправите свои договорные грамоты, то станете сами по себе.
— Больно гладко говоришь, да токмо на деле выходит не столь изрядно. Не просто это — договоры порушить, не все верховские на такое горазды. Я для них кто? Пришелец! Нешто послушают? Они вон все к Ольшанскому тянутся, а тот нашему государю отдаться хочет.
— Ещё сто лет хотеть будет.