Свет и Тень
Шрифт:
Рыска снова кинулась в кусты. Можно подумать, она что-то запомнила! Даже не посмотрела и ничего не поняла, пока учитель не сказал... И тем не менее, ей было очень плохо, просто наизнанку выворачивало. Хотя лучше уж так: пусть всё быстрее проходит, чем копить в себе горечь воспоминаний...
Но семь человек! И четверо при смерти! И это война ещё даже не началась!..
О, Хольга, ну вот опять...
Когда, наконец, стало немного полегче, Рыска отдышалась и прислушалась к ночным звукам: крикам совы, стрёкоту кузнечиков, шелестам, шорохам. Дождь давно прошёл. В небе снова ярко светила луна,
Как-то он там? Помнит ли о ней? Нет, понятное дело, что ему сейчас не до неё, но вот бы вспомнил, хоть ненадолго. Словно по волшебству, его образ возник перед глазами. Почему-то появилось такое же ощущение, как тогда, на берегу Рыбки, перед наводнением...
Альк стоял на краю скалы, одетый в военный доспех, с мечами в руках, готовый к битве. Рыска никогда не видела его таким раньше...
Далеко внизу плескалось холодное северное море, ещё не штормящее, но уже неспокойное. С неба потоками изливался дождь, тучи то и дело озарялись сполохами молний.
На море в предрассветных сумерках покачивались корабли вражеского флота, и было их так много, словно это и не корабли вовсе, а опавшие листья в ручье. А вверх по скалам поднимались враги, словно муравьи, но гораздо более воинственно настроенные, до зубов вооружённые и выкрикивающие какой-то единый боевой клич, сливающийся в нестройный гул.
Альк тоже был там не один, но количество его соратников значительно уступало количеству врагов. В такой схватке победить нечего было и пытаться... Если только не...
Так, словно он был рядом, Рыска услышала его голос:
– Помоги мне, я никогда не просил...
А потом, холодно взблеснув в свете озарившей их молнии, закрутились его клинки. Альк вступил в битву с врагами – отчаянно и безнадёжно, но как всегда легко и красиво...
...Дернувшись и неслабо приложившись головой о ствол дерева, Рыска проснулась, не сразу осознав произошедшее.
– К Сашию такие сны, – тихо сказала она и, поморщившись от боли, осторожно поднялась на ноги. Всё тело затекло, рана снова о себе напомнила, да вдобавок, девушка продрогла так, что зуб на зуб не попадал. Хотелось поскорее добежать до шатра, где было относительно тепло, но она смогла лишь ковылять с остановками, иногда шипя от боли.
Когда, наконец, она добралась до лежака и легла, натянув покрывало до подбородка, до неё дошло, что именно случилось...
Каким-то непостижимым образом, во сне, она смогла поменять дорогу Алька, и теперь его жизни уже ничего не угрожало. Ледяной страх за него отпустил. Впервые с момента расставания в Чеговицах, Рыска была за него спокойна.
– Благодарю тебя, о Пресветлая! – прошептала девушка, борясь с рыданиями.
Десяток щепок она молча плакала, вознося богине благодарственные молитвы. А потом ей стало так плохо, что даже боль в свежей ране показалась незначительной. Голова разболелась, дар практически сошёл на нет, из носа потекла кровь, а обычный озноб перешёл в судороги. Перетерпеть такое состояние нечего было и рассчитывать. С этим нужно было срочно что-то делать.
Мучаясь вопросом, что же такое они смогли сделать, путница поднялась снова, наощупь нашла свои вещи, кое-как оделась
На краю лагеря продолжали гореть костры, и народ возле них тоже нашёлся. Были тут и трое тсецов, один из которых стоял поодаль, вглядываясь в темноту, а двое других травили у костра байки, и кухарь со слугами, которые, похоже, уже встали, чтобы успеть вовремя приготовить завтрак, и ещё несколько человек, в основном из обслуги, которым по тем или иным причинам не спалось в эту ночь.
Рыска шепотом, отведя в сторонку, обратилась к одному из тсецов:
– Прошу прощения, у вас выпить не найдётся?
На лице мужика отразилось недоумение. Он истолковал Рыскину просьбу по-своему, решив, что начальник охранения таким образом пытается выведать, не пьют ли его подчинённые в карауле.
– Да как вы можете, госпожа путница? Мы не пьём! – клятвенно заверил её тсец.
“Расскажи это своей бабушке”, – чуть не вырвалось у Рыски, без помощи дара почувствовавшей запах алкоголя от мужика. Но вслух она сказала:
– Да мне это безразлично, я хочу выпить. Я бы купила, если у вас есть. Мне согреться надо.
Тсец, увидев наконец, что у путницы дрожат руки и вспомнив, что она ранена, сразу успокоился и сказал:
– А-а... Так у нас мало. Вы обратитесь к кухарям, у них запасено в дорогу.
Кухарь оказался понятливее, пошарил по мешкам и извлёк на свет две бутылки, предложив Рыске на выбор: обычное вино или ледяное. Девушка попросила сварить для неё варенухи, а пока ждала, грелась у костра.
Когда ей вручили большую глиняную кружку, такую, из каких, как правило, пьют пиво, Рыска сделала несколько глотков и начала согреваться. Выпив половину, она попросила сварить ещё, а сама уселась поближе к костру на чурбачок. Конечно, варенуха надолго не поможет, но главное – дотерпеть до утра. А там проснется лекарь, возможно, что-нибудь посоветует.
Как только Рыске немного полегчало, мысли её вернулись к Альку. Понять, что с ним, как он, она так и не могла, но беспокойства больше не было. Можно было вздохнуть с облегчением.
Рыска уставилась в костер. От варенухи тело её расслабилось. И головная боль, и боль в ноге, хотя и не прошли окончательно, но потеряли остроту и значение, как оно и бывает при небольшом опьянении. Но она решила ещё немного посидеть у костра, погреться.
Кухарь подал ей ещё одну кружку с дымящейся жидкостью и ушёл по делам, позвав с собой слуг. Тсецы тоже растворились в темноте. Она осталась у костра одна.
... – Да давайте лучше здесь, у костра посидим, тут теплее, – услышала она женский голос, и из темноты в круг света вышли три женщины. Две были одеты как служанки, третья – как госпожа. Служанкам, похоже, было лет по сорок. Дворянка смотрелась ровесницей Рыски. Все трое принадлежали к саврянской нации – на соответствующем языке и говорили. Общались они на равных, видимо, потому, что бутылка вина, которую держала в руке одна из служанок, была далеко не первой. Служанки трудились при тсарской полевой кухне, а знатная девица, судя по всему, следовала на север в свите тсаря, чтобы добраться до Саврии целой и невредимой. Возможно, она была дочерью кого-то из приближенных монарха или его супруги.