Светлячок надежды

Ханна Кристин

Раннее утро в Сиэтле, теплое и красивое. Я отмечаюсь на входе (после трагедии одиннадцатого сентября требования безопасности изменили мою профессию, даже на таком ничего не значащем шоу) и направляюсь в студию. Продюсер, по возрасту годящийся мне в сыновья, здоровается и что-то бормочет – возможно, комплимент, – а потом ведет в студию.

– Кендра довольно неопытна, – говорит он, когда мы оказываемся у камеры. – И неуправляема. Может, вы ей поможете. – Судя по его голосу, он в этом сомневается.

При

взгляде на съемочную площадку я сразу же понимаю, что вляпалась. Она похожа на захламленную спальню девочки-подростка, уставленную таким количеством спортивных трофеев, что они способны утопить небольшую яхту.

А вот и сама Кендра. Высокая, худая, в крошечных джинсовых шортиках, клетчатой блузке с кружевным воротником, мягкой фетровой шляпе с золотистой парчовой лентой и туфлях на шпильке. Волосы у нее длинные и вьющиеся, косметика подчеркивает природную красоту.

Облокотившись на комод, она разговаривает с камерой, словно с близкой подружкой.

– …Пришло время поговорить о правилах обмена электронными сообщениями. Некоторые мои знакомые делают ужасные ошибки. Раньше были книги, которые типа объясняли, что говорить и как поступать, но теперь у нас вроде типа нет времени учиться, как раньше, правда? Сегодня подростки вечно заняты. Поэтому им на помощь придет Кендра. – Она улыбается, отходит от комода и движется к кровати. На полу нарисован синий крест – ее место, – но она не обращает на него внимания. – У меня есть список из пяти вещей, которые ни в коем случае писать нельзя. – Она снова идет по комнате и снова не обращает внимания на отметку на полу. – Начнем с сексинга. Признайте, девушки, всякие глупости вашему парню не…

– Стоп, – говорит режиссер. И оператор облегченно вздыхает.

– Кендра, – режиссер поворачивается к девушке, – ты не могла бы придерживаться сценария?

Она закатывает глаза и начинает вертеть в руках телефон.

– Продолжайте, – говорит продюсер и хлопает меня по плечу. Возможно, он хотел изобразить ободряющий жест, но получился толчок.

Я расправляю плечи, улыбаюсь и выхожу на съемочную площадку.

Увидев меня, Кендра хмурится.

– Кто вы? – спрашивает она. И говорит в микрофон: – У меня посторонний.

– Меня вряд ли можно назвать посторонней. – Я с трудом удерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

Кендра выдувает пузырь жевательной резинки.

– В этом костюме вы похожи на официантку. – Она морщит лоб. – Нет. Погодите. Кажется, я вас видела.

– Талли Харт, – представляюсь я.

– Точно! Вы похожи на нее, только вы толще.

Я стискиваю зубы. К сожалению, именно в этот момент мой организм перегревается. Я чувствую жар. Кожу покалывает. Мое лицо багровеет – я в этом уверена. Я вся взмокла от пота.

– Вам плохо?

–

Все в порядке. – Голос мой звучит резко. – Я Талли Харт, твоя новая соведущая. В сегодняшнем сценарии для меня ничего нет, но мы можем обсудить завтрашнюю передачу. Кстати, тебе нужно останавливаться на отметке. Это признак профессионализма.

Кендра смотрит на меня так, словно у меня выросла борода и я начала блеять.

– У меня нет соведущей. Карл!

Молодой продюсер мгновенно оказывается рядом и тянет меня назад.

– Кто такой Карл? – спрашиваю я.

– Режиссер. – Молодой человек вздыхает. – Но на самом деле это значит, что она собирается позвонить папе. Вас предупреждали, что она уже уволила четырех соведущих?

– Нет, – тихо отвечаю я.

– Мы называем ее Верукой Соль.

Я озадаченно смотрю на него.

– Избалованная девчонка из фильма «Чарли и шоколадная фабрика».

– Вы уволены! – кричит мне Кендра.

Рядом со мной оператор занимает свое место у камеры. Загорается красная лампочка, и Кендра лучезарно улыбается.

– До перерыва мы говорили о секстинге. Если вы не знаете, что это такое, то вам вряд ли стоит волноваться, а если знаете…

Я выскальзываю из студии. Прилив жара немного ослаб. Капельки пота на лбу высыхают, щеки охлаждаются, но чувство стыда так быстро не проходит – и злость тоже. Когда я выхожу из здания и оказываюсь на тротуаре, на меня наваливается ощущение провала. Как я докатилась до такого? Меня называет толстой и увольняет бездарная девчонка?

Больше всего на свете мне хочется позвонить лучшей подруге и услышать, что все наладится.

Я не могу дышать.

Я не могу дышать.

Успокойся, приказываю я себе, но меня подташнивает, бросает в жар, и я никак не могу отдышаться. Грудь словно сжимает тисками.

Ноги у меня подкашиваются, и я грохаюсь на тротуар.

Потом встаю, ковыляю к проезжей части и останавливаю такси.

– Больница Святого Сердца, – задыхаясь, говорю я и роюсь в сумке в поисках аспирина. Потом жую и проглатываю таблетку – на всякий случай.

Доехав до больницы, я кидаю двадцатидолларовую купюру таксисту и, спотыкаясь, иду в отделение экстренной помощи.

– Сердечный приступ! – кричу я женщине за стойкой регистрации.

Это привлекает ее внимание.

Доктор Грант смотрит на меня сверху вниз. На нем что-то вроде очков без диоптрий, которые продаются в наборах в сети «Котско». Блеклая сине-белая занавеска за его спиной отгораживает нас от остальных пациентов большой палаты отделения неотложной помощи.

– Знаете, Талли, не обязательно идти на такие жертвы, чтобы увидеть меня. Я же оставил свой телефон. Можно было просто позвонить.