Светлые аллеи (сборник)
Шрифт:
Если бы ты знала, как мне тебя не хватает! Как ломит яйца по вечерам! Какие мысли носятся по промежности! Слов нет, без тебя моя жизнь стала просторной. Но потом я понял, что этот простор есть ничто иное, как злая пустота. Не нужна мне эта дикая свобода до тощего горизонта. Хочется каких-то рамок, чтобы потом можно было с ними бороться и протестовать. Нужны какие-то правила игры. Так что отрави мужа рыбой и возвращайся! И мы с тобой заживём как прежде, ругаясь и любя. И учитывая прежние наши ошибки, начнём совершать новые, совсем-совсем другие. Может в возможности этих ошибок и есть главная прелесть жизни. Возвращайся! Беременной, прокажённой, любой — главное возвращайся! А квартиру я на тебя так и быть отпишу, как ты хотела. Пёс с ней, с квартиркой!
Обнимаю, целую, ну и там дальше.
Всё ещё твой Аркадий. Среда 2005
Модное течение
У нас в городе одно очень модное течение среди молодёжи появилось. Прямо истерия какая-то. Шапки у людей с голов снимать. Милиция, конечно, не очень довольна, проводит разъяснительную работу, но к каждой ведь шапке милиционера или сигнализацию, выведенную на пульт, не поставишь. Это одного провода только сколько уйдёт! Так что приходится терпеть этот конфликт отцов и быстробегающих детей.
Мой друг Вася с этими пресловутыми шапками уже замучался. Хоть панамку носи. Была у него сначала норковая с ушами. Он её летом у одного пьющего алкоголика купил. Что сказать? Богатая шапка, аж искрится. Прямо импозантный министерский вид. Ну купил и купил. А тут после осени зима неожиданно нагрянула. Мороз нажимает. Снег хлопьями. Стал Вася свою норку надевать. Неделю одевал. Я ему говорю:
— Сымут её у тебя. Помоложе бы я был, сам бы снял за милое сердце. А так другие сымут. Обидно, знаменитая шапка.
А он:
— Пусть попробуют. У меня первый разряд по спринту. Не то что, у тебя вторая группа. А если кому врежу, тому мало не покажется. Ему уже вообще ничего не покажется. Я этим кулаком у себя в деревне годовалых свиней бил. Я может специально жду, когда у меня её снимать начнут. Ух и отведу душу! Брызги полетят!
Но долго ждать Васе не пришлось. Это вам не автобус. Идёт он назавтра вечером со своего завода с тем, что за день наворовал, дышит после загазованности в цехе полной грудью и вдруг..! Всё так резко! Какая-то тень сбоку мелькнула и ветерок прошмыгнул по голове. Вася цоп за голову — норки нет, одна причёска, а впереди уже бежит гад в болонье с его ненаглядной шапкой. «Дождался»! — радостно подумал Вася. Поставил на время к стене сумку с ворованными электродами и в погоню! Хоть и подошвы у него скользкие, но нагнал быстро. А гад, чувствуя что ему не уйти, что сейчас поймают и изуродуют ногами, кричит Васе крысиным голосом:
— Да на свою шапку! Подавись! — и в сторону её кидает. Вася сразу к своей норке кинулся, а гад тоже сразу в подворотню и ушёл заборами. Вася рад, конечно, что свой гардероб отбил, но с другой стороны лёгкая горечь, что вора не поймал, что брызг не получилось. Отдышался он малость, стал шапку на голову надевать, а она чего-то не лезет. Не понял Вася, к фонарю подошёл, батюшки, а у него в руках вместо его норки неизвестная шапка — «пидорка», которые солдаты — первогодки носят. А внутри написано хлоркой «Приходько. И III рота». И такая сморщенная и маленькая, что только на коленку натянуть можно. Подменили! И концов не найдёшь. Утёк преступник. Расстроился Вася до последнего сердца, со злости чуть фонарь не погнул. Пошёл за своей сумкой с электродами, приходит, а сумку уже тоже спёрли, только вмятина на снегу и осталась. Стоит Вася, как последний обалдуй, без шапки и без сумки и лицо красное. А вокруг, как на пейзажах Левитана ни одного человека, кто спёр неизвестно. «Караул!» — кричать некому.
Что делать? Стал Вася ходить в предыдущей шапке. Из мускусной крысы ондатры. Ещё очень приличная шапка. Высокая такая, представительная, но, конечно, уже не норка. Искру уже не даёт. А Вася, между прочим, красавец — мужчина. Гусар, можно сказать. И усы и походка и обаянием и перегаром дышит. Только вместо шампанского водку предпочитал. И разговор с женщинами у него был принципиальный и короткий. Чуть какая понравилась — сразу в койку. Поматрасит и бросит. И вот идёт он через месяц в час ночи от одной такой понравившейся женщины, дышит после матрасной пыли полной грудью и вспоминает, как было в койке. А на улице гололёд. Правда, в нашем городе зимой всегда гололёд, но в тот день было что-то особенное. Шёл Вася по этому гололеду, шёл и, увлёкшись матраснокоечными воспоминаниями, поскользнулся на целлофановом пакете и брякнулся. Чувствует, боль адская, а одна нога заскучала и, отвернувшись, куда-то в сторону глядит. Одним словом перелом ножной кости. И опять вокруг пустынная улица. Сидит недееспособный
Вася им и говорит:
— Вызовите, пожалуйста скорую помощь, мужики. А то ногу сломал, а народу никого.
Они поглядели, действительно народу никого. Ночь. Взяли они да и сняли с Васи шапку из мускусной крысы ондатры и, о чём-то беседуя, дальше себе пошли. Обзывал их Вася, обзывал да всё без толку — не вернулись. Сидит Вася дальше, звёзды через слёзы разглядывает. Уже задница от холода щемить начала. Нога, как чурбан. Через полчаса смотрит, ещё двое идут. Вася им старую песню про ногу и скорую помощь. Эти двое оказались хорошими людьми. Вот эти-то двое, дай бог им здоровья, скорую помощь для Васи и вызвали. Но я их не идеализирую, потому что дублёнку с Васи они, конечно сняли. Не без этого. Хорошие они-то хорошие, но не до такой же степени. Впрочем, Вася даже замёрзнуть не успел, как «скорая помощь» приехала.
Так что всё закончилось, я считаю хорошо. А о том, как у Васи там в травмпункте югославские ботинки с носками украли, я как-нибудь в другой раз расскажу.
Театральная история
Сам я не большой любитель театра. В смысле люблю, но редко случается. И зритель неприхотливый. Что показывают, то и нравится. Хотя, к сожалению, катарсис у меня бывает только в буфете. Но несмотря на это, театр у меня ассоциируется с сердечным трепетом, Пасхой и каким-то волшебством. Простые люди, а как перевоплощаются! И вообще я считаю правильным, что актёров раньше хоронили за оградой кладбища. Потому, что настоящий актёр — это не совсем человек. В нём что-то от бога или от дьявола, что в принципе одно и тоже. В нем что-то неземное, хотя он как и все безобразно пьёт, курит, ест и дерьма в нём столько же, как и в любом человеке. Но внутри неразгадываемая загадка. Он должен быть слабохарактерным и как можно меньше своего «я». Быть аморфным и текучим, как воск, чтобы принять другую форму, сыграть другого человека. Тяжёлая профессия. Когда долго живёшь жизнью других людей, собственное «я» мало-помалу атрофируется и исчезает.
Но всё это лирика и словесное рукоблудие, а факты таковы. Был у меня в числе полудрузей один парень, который когда-то служил в театре. Имя он носил Иннокентий. Человек это был абсолютно одинокий и никому не нужный. Несчастный в принципе, хотя он ни разу не жаловался. А может Кеша просто вопреки фактам не чувствовал себя несчастным. Все его старались как-нибудь облапошить и относились чисто потребительски. Приласкать, а одинокие на ласку очень отзывчивы, использовать в своих узких материалистических целях, а потом забыть. Из-за этого Кеша развил в себе привычку к эгоизму, равнодушию и старался думать только о своей персоне. Такой защитный окрас, но получалось это у него плохо и даже отвратительно. Тем более, что Кеша перебарщивал, как любой человек, который берётся за не своё дело. Женщины его активно не любили за некрасивую внешность, а так же за привычку к тяжёлым заумным разговорам, которыми он пытался их соблазнить, и к своим телам не допускали даже за хорошую выпивку. «В чём дело?» — спросил я у одной местной Мессалины, известной своим блудом. «Да понимаешь, — объяснила она — пил этот Кеша у меня однажды чай, городил разную ерунду, а когда ушёл, одной ложечки хватились. Потом она, правда, нашлась. Я её, оказывается, сама в стол положила, но неприятный осадок остался. Да и страшненький он. Непонятный какой-то».
Но несмотря на всё это, Кеша жил полнокровной, пусть и никому ненужной жизнью — изучал языки, освоил несколько видов спорта, музицировал, уверенно обходя все правильные ноты, на баяне, собирал библиотеку — общем целый букет увлечений, чтобы заполнить вакуум своего бытия. Но и этого ему показалось мало, и он пошёл играть в театре, чтобы хоть на сцене лапать по ходу пьесы артисток. Он почему-то думал, что все идут работать в театр только по этой причине. Правда, актёр Кеша был бездарный. И даже во вторых и третьих ролях его бездарность впечатляла. Но особенно блистательно не удался ему дебют. Хотя об этом никто не знает. Он рассказал только мне.