Свидетельница

Знаменская Алина

Я могла бы прочитать своей подруге целую лекцию на тему «Как не надо вести себя с интернатскими детьми», но не стала. Зачем?

Ксюшка сама сейчас была одиноким ребенком. И кому больше нужна вся эта канитель: ей или детям 2-го «Б»?

После дежурства мы пошли в детский сад.

Территория сада была хорошо освещена, и мы издалека увидели две фигуры, маячившие на крыльце. Мужчина и ребенок. Игорь и Иришка. У меня внутри все сжалось и подступило к горлу.

– Выпустили, – прокомментировала Ксюшка.

Игорь подошел, буркнул:

– Привет.

Ксюшка

подхватила на руки мою дочь и унесла ее прочь, за территорию сада.

Они шли впереди, а мы с Игорем – сзади.

– Ну как вы? – спросил он.

– Нормально. Мы у Ксюши живем.

– Я так и понял.

– А ты как?

– Да вот, отпустили…

– Хорошо.

Разговор застрял. Мы дошли до дороги, отделявшей Простоквашку от Поля Чудес. Ксюша и Иришка топтались на обочине.

– Свет, знаешь… я, конечно, очень виноват, – быстро заговорил Игорь. Мимо неслись машины, рассыпая порции грязи на серые обочины. – Ну, пожалуйста, Свет, возвращайтесь домой!

В этот момент светофор мигнул зеленым.

Машины нехотя остановились.

– Извини, – сказала я, схватила за руку дочь, и мы побежали через дорогу. Едва мы миновали переход, машины с алчностью оголодавших зверей сорвались с места. Я оглянулась. Игорь стоял на другой стороне дороги и смотрел нам вслед сквозь агрессивный поток машин. Очки его бликовали в свете фар.

В конце марта всегда бывает особенно противно вечерами на улице. Темно, сыро и слякотно. Примерно так же было в тот вечер у меня на душе.

Подойдя к калитке, моя дочь обернулась и, не увидев рядом отца, вопросительно уставилась на меня.

Я попыталась сделать вид, что не поняла ее вопроса. Но этот номер не прошел. Она дернула меня за рукав и показала в сторону дороги.

– Папе нужно на работу, – начала я свое вранье. – Он сегодня улетает в Турцию.

Иришка задумчиво посмотрела в небо. Там, в зыбкой вышине, среди мокрых звезд двигалась светящаяся точка. Спутник, наверное.

– Ты его простишь? – спросила Ксюха, когда мы, уложив Иришку, пялились в телевизор.

– Он меня предал, – отозвалась я. – Предательство не прощают.

– Нужно вникнуть в обстоятельства дела, – не согласилась она. – Измена измене рознь.

– В нашем случае измена – это предательство. У нас любовь, клятва верности и… Ты что, не понимаешь, что ли?

– Понимаю, – серьезно возразила подруга. – Чернов мне тоже изменял.

Я чуть не охнула вслух. Сравнивать Чернова с Игорем? Сравнивать наши отношения с отношениями Вадика и Ксюхи?

Я хотела обидеться и уйти спать.

– Ты тоже можешь изменить ему, – как ни в чем не бывало продолжила подруга. – Тогда тебе легче будет простить.

– А если он любит ее? – подпрыгнула я.

– Тогда сложнее, – согласилась Ксюха. – Но и ты можешь в кого-нибудь влюбиться…

– Ксюш, – поразилась я, – какая же ты все-таки…

– Простая,

как три рубля?

– Ну вроде того. Это все равно, как если я тебе сейчас стану говорить: мол, ну, давай, поскорее ищи себе третьего мужа.

– А что? – вздохнула Ксюха. – Мама мне так уже сказала…

Я промолчала. Такое явление, как Ксюхина мама, всегда ставило меня в тупик. Тете Тане неведомо чувство такта.

Когда я уже засыпала, позвонила Лена.

– Мне так одиноко, – протянула она в трубку. – Я уже две недели не вижу Сашу.

– Ну так назначь свидание.

– У него несчастье. Жену парализовало, представляешь?

Я охнула и включила ночник.

– Сколько ей лет? – ужаснулась я. – Как это случилось?

– Не представляю, – подхватила Лена. – Мне неудобно об этом спрашивать. Он сказал, что она лежит в больнице, а ему приходится за ней ухаживать. Дежурить около нее день и ночь.

– У нее, наверное, случился инсульт, – предположила я.

– А вдруг это из-за развода? – подхватила Лена. – Он объявил, что разводится, а у нее все и случилось. От переживаний.

– Ну, только не накручивай, – предупредила я. – Он до тебя с ней разводиться собирался, насколько я помню.

– Да, но ведь не развелся до сих пор. А тут, может, заявление подал.

– Ну, теперь ты будешь гадать…

Я старалась говорить тихо, чтобы не потревожить сон Иришки. Мне хотелось рассказать Лене, что приходил Игорь и просил нас вернуться. Поведать о том, как мне больно от того, что он сделал. И я теперь не представляю, как с этим жить…

Но я понимала, что тетя сейчас не может говорить ни о чем другом. Она ждала от меня поддержки, а я не знала, чем поддержать ее в такой непростой ситуации.

– Я бы хотела помочь ему, но чем? – продолжала Лена. – Может, принести ему в больницу еды?

– Не вздумай, – не сдержалась я. – Кто так делает? Жене тут же доложат. И его в неудобное положение поставишь.

– Да, ты права. Но что же делать?

– Ждать.

– Как будто это так просто, – живо возразила Лена. – Я ведь представляю, как он там мучается с парализованной больной. Как ему тяжело. Там и поспать-то негде. На раскладушке спит, в женской палате.

Лена еще долго говорила о страданиях своего возлюбленного и ни разу не вспомнила в разговоре ни о Кирюше, ни об Иришке. Не спросила меня об Игоре.

Время, когда моя тетя бывала влюблена, мне всегда хотелось вычеркнуть из наших отношений. В такие периоды я чувствовала себя брошенной. Мне хотелось упрекнуть тетю в эгоизме, напомнить, как совсем недавно тот, кто занимал все ее мысли, успешно забыт или же, наоборот, успешно забыл ее. Мужчины приходят и уходят, как прилив и отлив на море, а близкие люди-то остаются! Это я, а не она должна была звонить среди ночи и плакать в трубку о муках своей ревности, о своей треснувшей жизни. Она старше меня, сильнее и опытнее, и она нужна мне без этих ее соплей!