Сволочь ненаглядная
Шрифт:
– А какая разница?
– Совершенно уникальная рыба, – запел Рюмин, – в мире осталось всего несколько экземпляров.
– Чем же она знаменита?
– Эта маленькая рыбешка выпускает из брюшка нити, которые потом свиваются в огромные куски материи, ажурные и дико красивые. Поэтому ее «тюль» и прозвали.
Плохо подкованная в зоологии Юлечка все же засомневалась и недоверчиво спросила:
– Такое разве бывает?
– Ну, ты даешь, Романова, – заржал Ванька, – еще скажи, что про шелковичного червя не слыхала.
Аргумент
Когда очередь делать заявку дошла до Юли, она с жаром принялась рассказывать о рыбе-тюль. В ажиотаже она не обратила внимания на странное поведение коллег. Фотокорреспонденты во главе с Рюминым прикрылись блокнотами, дамы из отдела культуры откровенно хихикали, а мужики-спортсмены гадко ухмылялись, редактор же в раздражении стучал карандашом по столу.
– Ну ты даешь, Романова, – завел после планерки Ванька, – я же пошутил!
– Дурак, – только и смогла ответить Юля, выслушавшая от редактора немало «приятных и нежных» слов!
– Нет, – заржал Ваняшка, – это ты дура! Ну кто мог подумать, что ты вслух начнешь глупости повторять, ой, умора.
Целую неделю после этого коллеги дразнили несчастную девушку, подсовывая ей на стол картинки с изображением рыб.
– Пошутила? – переспросил Сережа.
– Ну да, – ответила я, – просто посмеялась. Подумай сам: блондин, богач, холостяк и сирота, такое возможно?
– Ага, – бормотал парень, – тогда я пошел, спи спокойно.
Но я вместо того, чтобы лечь отдыхать, пошла искать Юлю и нашла ее в ванной.
– Ну, спасибо тебе, – обозлилась я.
– Ерунда, – ответила Юлечка, – мне для тебя шмоток не жаль!
– Зачем ты всем растрепала, куда еду?
– Я? Молчала, как рыба об лед! Лучше отдай зеленый пуловер, хочу у него рукава укоротить.
Тут только я сообразила, что саквояж с вещами до сих пор стоит у соседки Нины.
Нинушина прихожая была забита коробками.
– Вот, – обвела Нина рукой горы вещей, – почти все собрала, завтра машина приедет.
Я посмотрела на узлы, ящики и чемоданы. Ох, не зря говорят – один переезд равен двум пожарам.
– Только постель осталась, – кудахтала Нинуша, – впрочем, часть одеял тут.
Я проследила за ее взглядом и увидела хорошенькую велюровую подушку с вытканной кошкой. Киска улыбалась, ее шею украшал оранжевый бант.
– Надо же, у меня точь-в-точь такая лежит на диване! – воскликнула я.
– Да они у всех одинаковые, – засмеялась Нинуля и протянула саквояж.
Глава 19
Утром я, поколебавшись, позвонила Лео Ско. Трубку сняла Наташа.
– Луиза Феррари беспокоит, мне надо с вами встретиться.
– Уже написали и хотите показать, – обрадовалась Наташа. – Приезжайте, приезжайте, но только до часу.
Я брякнула трубку и мстительно подумала: «Знала бы ты, «мамаша», что я тебе покажу, так бы не радовалась».
Наташа
– Ждите на кухне, Луизочка, – щебетала она, – Олежека нет дома, но я сама посмотрю.
Она схватила конверт, вытряхнула снимки и ошарашенно пробормотала:
– Что это?
– Фото Егора и Пети.
– Вы не журналистка…
– Нет, и зовут меня не Луиза Феррари.
Надо отдать должное Наташе, она моментально взяла себя в руки.
– И что вы хотите? – спросила она, стирая с лица приветливую улыбку.
– Поговорить.
– Не о чем нам толковать, – резко встала Наташа, потом помолчала и добавила: – Я дам три тысячи долларов – и разбежимся.
– Нет.
– Хотите, пять, но больше ни копейки.
– Вы меня не так поняли, – вздохнула я, вытаскивая сигареты. – Я не занимаюсь шантажом. Мне нужны две вещи – записная книжка Насти и кое-какие сведения о ее родственниках.
– Зачем? – насторожилась Наташа. – При чем тут Настя?
– Я работаю в детективном агентстве и должна разыскать ее брата, Егора.
– Я говорила не один раз, – прошептала Наташа, – не было никакого брата Егора, даже имени такого я никогда не слыхала.
Я подняла на нее глаза.
– Ну, пожалуй, имя-то слышали, а если забыли – напомню. Так звали вашего родного сына, маленького мальчика, который плакал по ночам от тоски по маме, а потом умер, так и не повидав ее.
Побелев, Наташа сжала в кулаке крохотную кофейную чашечку. Тонкий фарфор хрустнул, и по руке быстро-быстро побежали ручейки крови. Госпожа Скотинина тихо всхлипнула, потом закатила глаза и истерично завопила:
– Да что ты знаешь о моей жизни, сука!
Из ее рта полились ругательства вперемешку с рыданиями и соплями. Умело наложенная косметика стекла с лица, стали видны закамуфлированные прежде морщины, пигментные пятна и шероховатости, а от прямого носа к подбородку пролегли две бороздки. Сейчас Наташа выглядела на шестьдесят.
Я встала, распахнула необъятный холодильник, увидела початую бутылку водки «Золотое кольцо» и плеснула на ее пораженную ладонь. Наташа вскрикнула и заткнулась. Я осторожно вытащила впившиеся в ее руку осколки, полила порезы еще раз водкой.
– Пластырь в ванной, в шкафчике с зеркалом, – пролепетала она, продолжая плакать.
Я добралась до огромной ванной комнаты, основную часть которой занимала роскошная розовая джакузи с латунными кранами, раздвинула батальоны шампуней, роты кремов, дивизионы гелей и обнаружила небольшую аптечку. Судя по набору лекарств, в квартире обитали патологически здоровые люди. Упаковка растворимого аспирина, пузырек «Гутталакса», цитрамон и бромгексин. Никаких средств от давления, сердца, печени или почек. У Скотининых приключается только запор, головная боль и кашель, впору позавидовать. В нашем доме ящичек с лекарствами ломится от упаковок.