Священная земля
Шрифт:
“Значит, мы заключили сделку?” Спросил Зимрида.
“Да. У нас есть такая”. Менедем протянул правую руку. Зимрида сжал ее. Его пожатие было твердым. “Двадцать восемь драхмай или четырнадцать сиглоев амфоры”, - сказал Менедем, пока они обнимали друг друга, не оставляя места для недопонимания.
“Двадцать восемь драхмай или четырнадцать сиглоев”, - согласился финикиец. “Ты говоришь, что оставишь себе пятьдесят банок. Я не возражаю против этого. И ты уже продал около сотни кувшинов ”.
“Насчет этого, да. Ты хочешь точный подсчет сейчас, о лучший, или хватит завтрашнего дня?” Спросил Менедем. Он подозревал, что к завтрашнему дню у Зимриды будет точный подсчет, отдаст он его финикийцу или нет.
“Завтра будет достаточно хорошо”, - сказал Зимрида. “Я рад, что мы заключили эту сделку, родианец. Мы оба извлекем из этого выгоду. Ты будешь здесь на рассвете?”
“Во всяком случае, вскоре после этого”, - ответил Менедем. “Я снял комнату в гостинице”. Он изобразил, как почесывается от укусов клопов.
Зимрида улыбнулся. “Да, я знаю место, где ты остановился”, - сказал он, что, опять же, нисколько не удивило Менедема. “Скажи мне, Эмаштарт пытается заманить тебя в свою постель?”
Услышав это, Менедем начал задаваться вопросом, было ли вообще что-нибудь о Сидоне, чего Зимрида не знала. “Ну, да, собственно говоря”, - ответил он. “Кто, ради всего святого, мог тебе это сказать?”
“Никто. Я не знал, не был уверен”, - сказал ему Зимрида. “Но я не удивлен. Ты не первый, и я не думаю, что ты будешь последним”. Он начал подниматься по сходням, постукивая тростью при каждой ступеньке.
“Почему ее муж не делает ее счастливой?” Спросил Менедем. “Тогда ей не пришлось бы разыгрывать из себя шлюху”. Я это говорю? он задумался. Скольких жен я соблазнил покинуть постели их мужей? Он не знал, не совсем. Возможно, Соклей мог бы назвать ему точное число; он бы не удивился, узнав, что его двоюродный брат вел подсчет. Но разница здесь заключалась в самой простоте: он не хотел жену трактирщика. Он не мог вспомнить, когда в последний раз его преследовала женщина, которая интересовала его меньше.
“Почему?” Эхом отозвалась Зимрида. “Ты видел ее, не так ли? Увидев ее, ты можешь ответить на вопрос для себя. И я скажу тебе еще кое-что, мой господин. Через две двери от гостиницы живет горшечник с дружелюбной, хорошенькой молодой женой. Она даже дружелюбнее, чем он думает.”
“Это она?” Спросил Менедем. Зимрида, сын Лулия, кивнул. По мнению Менедема, ей пришлось бы быть дружелюбной до безумия, чтобы найти Седек-ятона привлекательным, но у женщин был своеобразный вкус.
“Добрый день”, - сказал ему Зимрида. “Я буду здесь завтра с серебром, рабами и ослами, чтобы забрать оливковое масло”. Он спустился
“Неплохо, шкипер”, - сказал Диокл, когда сидонянин был вне пределов слышимости. “Совсем неплохо, сказать вам по правде”.
“Нет”, - согласился Менедем. “Это лучше, чем я надеялся. Мы действительно избавились от масла Дамонакса. Я тоже так рад выбраться из-под нее - как будто Сизифосу больше не нужно было катить свой камень в гору ”.
“Я верю в это”, - сказал гребец. “Теперь единственное беспокойство заключается в том, действительно ли он заплатит нам то, что обещал?”
“Ты видел все золото, которое он носил?” Сказал Менедем. “Он может себе это позволить, я уверен в этом. И он не прикидывался собакой, пытаясь произвести на нас впечатление, как это сделал бы мошенник. Его одеяние было из тонкой шерсти, и оно тоже было хорошо поношено. Он не просто позаимствовал ее, чтобы выглядеть богаче, чем был на самом деле ”.
“О, нет. Это не то, что я имел в виду. Ты прав - я уверен, что он может позволить себе заплатить. Но попытается ли он каким-то образом надуть нас? С варварами никогда нельзя сказать наверняка… или с эллинами, если уж на то пошло.”
“Я только хотел бы сказать, что ты ошибался”, - сказал ему Менедем. “Что ж, мы это выясним”.
Диоклес указал на основание пирса. “Итак, кто этот парень, идущий в нашу сторону, и чего он собирается хотеть? Я имею в виду, помимо наших денег?”
“Он что-то продает - что-нибудь поесть, держу пари. Посмотрите на эту большую плоскую корзину, которую он несет. В Элладе вы постоянно видите торговцев с такими корзинами”, - сказал Менедем. “Там на них была бы жареная рыба, или певчие птицы, или, скорее всего, фрукты. На что ты хочешь поспорить, что у него есть изюм, или сливы, или инжир, или что-то в этом роде?”
Им пришлось немного подождать, чтобы узнать. Разносчик останавливался у каждого корабля, пришвартованного у причала. Он выкрикнул название того, что продавал, на арамейском, что не принесло Менедему никакой пользы. Однако, увидев эллинов на борту "Акатоса", парень перешел на греческий: “Финики! Свежие финики!”
“Финики?” Эхом отозвался Менедем, и финикиец кивнул. “Свежие финики?” Разносчик снова кивнул и приглашающе протянул корзину.
“Так, так”, - сказал Диокл. “Разве это не интересно?”
“Это, безусловно, так”, - сказал Менедем. “Соклей был бы очарован. Интересно, видел ли он что-нибудь такое”. На Родосе росло несколько финиковых пальм; Менедем видел их также на островах Киклады и слышал, что они встречаются и на Крите. Но нигде в Элладе финиковая пальма не давала плодов; климат был недостаточно теплым, чтобы деревья достигли полной зрелости. Все финики, которые попадали в страну эллинов из Финикии и Египта, были высушены на солнце, как изюм или, часто, инжир.