Святая Русь - Князь Василько
Шрифт:
Гридни, стоявшие на карауле у дубовых ворот, не задержали. Еще накануне Мария пришла к отцу и молвила:
– Тятенька, не забыл наш уговор?
Какой еще уговор? Что-то запамятовал, доченька.
– Да ты что, тятенька? И всего-то год миновал.
Год для князя целый век. Бывает, за год столь всего приключится, что и про всякие уговоры забудешь.
– Тогда напомню, тятенька. Ты сказал: когда мне шестнадцать исполнится, тогда и на Ивана Купалу отпустишь. А слово ты свое всегда держишь.
– Ишь ты, - ласково провел рукой по
– Да я с Любавой.
– Да уж ведаю твою озорницу, но то тебе не охрана. Пойдете с ключником Фомой Тычком. Он и силен как бык и все обряды ведает.
– Ой, как хорошо, тятенька! Мне такого и надо, чтоб обряды ведал.
Фома Тычок когда-то ходил в сельских старостах, а затем Михайла Всеволодович взял его в свои хоромы.
Сам же князь Черниговский не только не запрещал древние славянские обряды, но и сам частенько выезжал на тот или иной языческий праздник.
Епископ же сурово выговаривал:
– Тяжкий грех берешь на душу свою, сын мой. Ты, как мирской пастырь, должен подавать пример народу своему, а ты с крестом на шее, идешь на бесовские игрища.
– Прости, отче. На бесовские игрища, как ты глаголешь, почитай, идет весь народ. Ничего не вижу в том зазорного. Надо же когда-то людям отдохнуть с себя невзгоды. Жизнь-то у них бурная, на крови замешена. То набеги поганых отражают, то в усобицах рубятся, то на ремесле да нивах горбатятся. Пусть от всего забудутся и повеселятся. Не велик грех.
– Богохульные речи глаголешь, сын мой. И чадам своим как я ведаю, взирать на языческий глум не заповедаешь. То еще более тяжкий грех.
– И вновь прости, отче, но не я первый дохристианский быт не хулю. Больше того – многие князья помышляют возродить славянские обряды.
– Ведаю! – и вовсе осерчал владыка. – Не уподобь себя Игорю Северскому. Тому Господь с небес знак подал127. Уходи, Игорь, уводи вспять дружину, иначе беда грядет. А он плюнул на Божье знамение, ослушался – вот и покарал его Господь. И теперешних князей покарает. Церковь никогда не узаконит языческие обряды128. Не для того Владимир Святой крестил Русь, дабы вновь появились капища идолов.
– Не о капищах речь, владыка. О народных обычаях. Их никакой анафемой не истребишь.
– Вот-вот, и ты туда же, Ольгово семя. У всех Ольговичей один шаг до ереси.
Их спор затягивался. Однако могущественный князь Черниговский ведал, что владыка на рожон не полезет и к митрополиту всея Руси кляузную грамоту не пошлет.
Когда шли к Десне, ключник Фома всю дорогу рассказывал:
– Народ на Ивана всякие приметы подмечает. Коль на Ивана просо поднялось с ложку, то будет и в ложке. Коль ночь звездная – грибов будет вдоволь…
Мария внимательно слушала, а затем сбросила с ног
– Ой! – съежилась Любава. – Застудишься.
– Не застужусь. Обильная роса – добрый лекарь. Неделю босой походишь – семь недугов снимешь.
– Воистину, княжна, - крякнул Тычок. – И откуда токмо ведаешь?
– А я, дядька Фома, люблю дворовых людей слушать. Они-то много всего ведают.
– Они наговорят, токмо слушай. И непотребное словцо выкинут, презорники.
– А непотребные я не запоминаю, - рассмеялась Мария. – И до чего ж щедрая роса! Огурцов будет – не обрать.
– И это ты ведаешь, княжна?
– Так от презорников, - вновь рассмеялась Мария и глянула на порозовевшее с восточной стороны небо. – Надо поспешать, дядька Фома. Как бы солнце не прозевать.
– Не прозеваем. Солнце на восходе играет. Выезжает из своего чертога на трех конях: золотом, серебряном и адамантовом129. Едет к своему супругу месяцу. Вот и пляшет на радостях, будто младень тешится. Лепота! Век экой красы не узреть.
– Ужель когда и зрел? – усомнилась боярышня Любава.
– Вот те крест! Сколь раз, когда еще на селе жил. Там солнце чуть ли не каждый год в реке купается. Веселое, будто чарку поднесли. То спрячется, то вновь покажется, то повернется, то вниз уйдет, то блеснет голубым, то малиновым. А бывает, поскачет, поскачет, да и в воду сиганет. Купается. Не тошно ли в экой несусветной жаре по белу свету ходить?
Княжна, боярышня и ключник остановились на высоком обрывистом берегу, где уже собрались сотни черниговцев. Самый древний старец города, с длинной до пояса серебряной бородой, упал на колени и, воздев руки к солнцу, воскликнул:
– Даруй же благодать свою изобильную, светило!
После слов старика вся толпа опустилась на колени и, также воздев над головами руки, запросила:
– Даруй, Князь Земли! Взойди, обогрей землю нашу и одолей Князя Тьмы!
Мария и Любава также стояли на коленях и теми же словами вторили толпе.
Старец же истово обращался к светилу с новой мольбой:
– Отведи, Князь Земли, глад и мор, распри и брани. Повели никому не обнажать меча и учини благодатный мир!..
Еще долго столетний старец простирал свои дряхлые иссохшие руки к светилу. Затем раздались гулкие удары бубна, заиграли и запели дудки, рожки и сопели, и вся толпа принялась спускаться к Десне, дабы «очиститься» в освященной Князем Земли воде. Вошли в прохладную десну и Мария с Любавой, но боярышня лишь только окунулась, а княжна купалась столь длительное время, что ключник Фома Забеспокоился:
– Довольно, княжна! Теперь-то уж и впрямь застудишься.
– Не застужусь! – захваченная всеобщим веселым купаньем, с восторгом отозвалась Мария. – В сей обряд никто не простужается!