Святая Русь - Князь Василько
Шрифт:
С двумя бадьями и заступами, в длинных бахилах,93 мужики пошли вглубь луга. Лазутка дотошно осматривал каждую груду и, наконец, определился, остановившись подле глубокой и довольно обширной ямы с обвалившимися краями. Малей присел и опустил заступ, кой окунулся в воду едва ли не до половины держака.
– Ну и выбрал же ты яму. Вода урчит и булькает и пузырями исходит, да и дно вязкое. Как бы зыбун не засосал, - озабоченно молвил кузнец.
– Это такого-то дылду?
– сверкнул белыми, крепкими зубами Лазутка.
– И яма добрая и руда здесь отменная.
Лазутка спустился в яму и принялся
– Примай, дядюшка. Набивай бадьи!
Кузнец помял руками куски и довольно крякнул: руда и впрямь отменная.
После полудня, загрузив челн рудой, кузнецы покинули ржавое, мшистое болото и поплыли к Угличу. Лазутка сидел на корме и греб веслом, а Малей был на носу и удовлетворенно скреб пятерней бороду. Молодец, Лазутка, теперь руды, почитай, до зазимья хватит. Живи - не горюй… Правда, без кричника всё равно не обойтись.
Молвил об этом Лазутке, на что тот, малость поразмыслив, сказал:
– А стоит ли кричнику кланяться, дядя? Может, сами домницу поставим. Дело мне знакомое. Коль в калите денежка найдется, то закупим криничный горн и молот, а глиняные трубки, через кои воздух нагнетается, сами смастерим. Эдак-то, со своей-то домницей, борзей и дешевле будет. Покумекай, Якимыч. Прикинь.
– Однако, ты мужик - хват. Да у нас на весь Углич три домницы. Железо и сталь варить - дело нешутейное. Не каждый кузнец за оное возьмется… Эк чего надумал, чертяка!
– И все же покумекай, Якимыч. Пора бы лучшему кузнецу Углича и свою домницу заиметь.
– Про лучшего из головы выкинь, - тотчас нахмурился Малей.
– До сих пор Ошанину премудрость не постиг. Вот то кузнец!
– Так он же в Ростове кует.
– А по мне хоть в Киеве!
– еще больше осерчал Якимыч, и закричал, приподнимаясь с носа.
– Много болтаешь! Аль не видишь - лодия на нас идет. Двинет по нашему утлому судёнушку - и поминай, как звали.
Лазутка повернул голову в сторону лодии и пожал плечами: до судна три перелета стрелы. Это Якимыч свою злость прикрывает. Малейшее упоминание о ростовском ковале Ошане вызывает у него раздражение.
До самого Углича плыли молчком, а когда челн приткнулся к берегу, Малей, наконец, немногословно буркнул:
– Покумекаю.
Два дня навещал кричников, приглядывался к домницам и, наконец, решился:
– Приступим с Божьей помощью. Авось и у нас получится.
– Получится, Якимыч . И трех недель не пройдет, как задымит наша домница.
* * *
Рождество Пресвятой Богородицы - великий праздник. Малей и Прасковья, Лазутка и Олеся, принарядившись, отправились в храм. Олеся хотела стать обок с мужем, да вовремя опомнилась: женщины, как того требовал обычай, должны стоять на женской половине. Знай свое место! Упаси Бог по правую сторону встать.
А причащение? К царским вратам и вершка не шагни: там лишь мужчинам причащаться дозволено, а женщинам - поодаль, в сторонке. Родившая младенца жена, сорок дней считается нечистой, тут и вовсе о храме забудь. А минует срок - в церковь допустят, только до алтаря, в алтаре же женщинам век не бывать: не дозволено.
Да и много ли чего дозволено женщине? Почитай, на всю жизнь бесправная раба. Выйдешь на улицу - волосы надежно спрячь под плат или рогатую кичку, ни один мужчина не должен увидеть твоих волос, иначе срам на весь мир.
А коль надоела жена благоверному, у того и заботы нет, строго молвит:
– Ступай в монастырь!
Жена поперек слова не скажет: таков стародавний обычай. Простится с домом, детьми, родней и - в инокини. Муж же новую жену приведет, более молодую и такую же смиренную и безропотную. Гордых, сварливых, непокладистых жен мужья не терпели. Чуть что - долой со двора. «Ежели кому жена была уже не мила и неугодна, или ненадобна ради каких-нибудь причин - оных менять, продавать и даром отдавать, водя по улицам, вкруг крича: кому мила, кому наджобна?»»
Страшная кара - за измену жены. Супруг мог, не таясь, блудить - никто не осудит, но чтоб жена впала в грех - величайший позор. Имя прелюбодейки склоняли по всем улицам, дворам, торгам и площадям. Муж - рогоносец имел право убить жену. Такую неверную супругу в Ростове кидали в озеро Неро. «За продерзости, за ч у ж е л о в с т в о и за иные вины, связав руки и ноги, и насыпавши за рубашку полны пазухи песку, и зашивши оную, или с камнем навязавши, в воду метали и топили».
Тяжка была женская доля на Руси! Редко кто купался в счастье. А вот Олесе повезло. Она была горячо любима. Вот он, стоит на своей мужской половине, а сам, даже в храме, когда всеми мыслями надо уйти в молитвы, нет- нет да и кинет ласковый взгляд на Олесю. А уж какой лепый! Высокий, чернокудрый, с покатыми, могутными плечами. Но главное - его глаза: нежные, добрые. Вот уже, почитай, год живет она с Лазуткой и, никогда не слышала от него худого слова, малейшего попрека. Он действительно носил свою ненаглядную на руках.
Олеся усердно молилась, благодарила Пресвятую Богородицу за счастливую жизнь, а затем, решив поставить свечки чудотворцам, она остановилась напротив Николая Угодника, и тотчас перед глазами всплыл ее отец, чем-то похожий обличьем на святого. И Олеся заволновалась, встревожилась. Как-то там родимый тятенька? Поди, убивается по своей любимой доченьке, места себе не находит.
Из глаз Олеси покатились крупные неутешные слезы. Ну почему тятенька не захотел её выслушать и приветить Лазутку? Почему потянулся за богатством, решив отдать её за какого-то рябого Власа, кой, девки сказывали, еще и малость глуповат. Ну, зачем же так, тятенька?!
В тот день в храме оказался и купец Демид Осинцев. За последние годы он заметно погрузнел, раздался в плечах, но зато и калита его довольно потяжелела. Демид Ерофеич стал одним из знатных углицких купцов, о коем ведали во многих городах Ростово-Суздальской Руси. В храме он стоял лишь позади бояр и княжьих мужей, стоял достойно, зная себе цену.
Обычно праздничные службы были всегда долгими и утомительными, поэтому Демид Ерофеич не выдерживал, и потихоньку удалялся из церкви. Когда он пошел к выходу, то неожиданно увидел молодую женщину с необычайно красивым лицом. Купец даже остановился. Господи, и до чего ж знакомо это лицо!.. Да это же… да это Олеся, юная жена ростовского купца Василия Богданова!.. Да быть того не может. Она же померла при родах. Уж не видение ли?