Сыны Дуба
Шрифт:
— Да, — сказала Валя слишком громко, как будто нечего было стыдиться, как будто она бы подралась с ним, если бы он произнес хотя бы один слог осуждения.
В ней все еще есть свет, — подумал Фэллион. Она видит правду о своей матери и ненавидит ее.
Я могу освободить тебя, — пообещал Фэллион.
Валя выбежала из комнаты.
Вскоре после этого, возможно, всего через несколько часов, хотя это
Ему снился сон, непохожий ни на один из тех, что он когда-либо видел раньше. Теперь все его сны были о тюрьме, о мучителе, пробирающемся мимо его камеры с бряцанием ключей. Иногда во сне мучитель поворачивался и пристально смотрел на Фаллиона. Иногда он открывал дверь с горячими щипцами в руке и мрачно улыбался. Иногда он приносил воду, и, пока Фаллион пил, он вонзал клинок в грудь Фаллиона и начинал крутить его, скручивать, скручивать, так что внутренности Фаллиона обвивались вокруг лезвия и в конце концов начинали вырваться на свободу.
Но этот сон был другим. В этом сне Фаллиона охватила тупая ярость, и он разослал свое сознание по всей тюрьме, черпая тепло от факелов и измученных тел заключенных.
Не весь жар, а ровно столько, чтобы поддерживать его.
И тут мучитель проковылял сквозь тьму. Звон ключей, топот сапог.
Хотя голова Фаллиона повисла, а веки были такими тяжелыми, что он знал, что они никогда больше не откроются, он увидел стражника, увидел его так, как никогда раньше никого не видел.
Охранник проковылял мимо, его факел громко потрескивал. Фаллион потянулся, чтобы получить от него тепло, но охранник по форме не был похож на человека. Его тело было там, но теперь Фаллион видел его так, словно это было тело медузы, плавающей среди волн. Плоть была чистой и нематериальной, с едва заметным намеком на форму. И там, в сердце существа, скрытый под плотью, горел тусклый серо-голубой свет, усики которого стреляли во все стороны.
Как медуза, которую я видел в море, — подумал Фаллион, излучая свет.
Мучитель проковылял мимо, стуча сапогами, лязгая ключами на цепочке, и затерялся, проходя мимо каменных стен камеры Фаллиона.
Фаллион остался один в темноте.
За исключением того, что теперь темноты не было.
Внутри него горел свет. Свет, который почти не освещал комнату, но тем не менее яростно горел. Это не был тусклый серый свет, тень, жаждущая быть увиденной. Это был ад, полоска солнца.
Я Яркий, — понял Фэллион. Я Яркий.
Его отец сказал, что Фаллион был старой душой. В легендах Мистаррии были истории о мистиках и волшебниках, которых называли старыми душами. Говорили, что некоторые люди решают рождаться снова и снова, накапливая мудрость на протяжении всей жизни,
Фаллион не обязательно верил легендам. Это казалось столь же хорошим объяснением, как и любое другое, почему некоторые дети рождаются с мудростью не по годам.
Но мастер очага Ваггит предостерег его от таких мыслей.
Те, кто утверждает, что у них старая душа, в основном факиры, — сказал Ваггит, — бедные люди, которые притворяются великими и жаждут аплодисментов.
Некоторые выдумывают эти сказки, потому что не могут вынести того, чтобы их считали такими несчастными. Они говорят себе, что страдают только мудрые люди, и, поскольку им больно, они воображают, что это, должно быть, потому, что они мудры.
Другие используют свою мнимую мудрость, чтобы заработать деньги. В Индопале они пророчествуют бедным о надвигающейся гибели и предлагают использовать свои огромные духовные силы, чтобы отвести воображаемые беды.
— Значит, все они мошенники? – спросил Фаллион.
Ваггит посмотрел на него глубоким, проницательным взглядом, полным уважения.
— Некоторые из них настоящие, — тихо сказал Ваггит.
В то время Фэллиону показалось, что Ваггит думает о какой-то задумчивой встрече. Фаллион не знал, что его отец заявил, что Фаллион был старой душой. Теперь он понял, что Ваггит имел в виду его.
Фаллион наблюдал свет внутри себя, исходящий из центральной точки прямо под его сердцем.
Это умение ткача огня, — понял он. Я черпаю силы, о существовании которых я даже не подозревал. Но какая польза мне видеть это?
Немного.
В этом было какое-то утешение. Фаллион ожидал, что его жизнь скоро закончится, и знал, что если это произойдет, он вернется снова.
Он заглянул внутрь себя, изучая свет. Он видел усики, тонкие нити, торчащие из горящего центра, как иглы морского ежа.
Шипы не мерцали и не шипели, как пламя свечи, и не казалось, что они могут умереть. Они были просто здесь, как рога на олене.
Фаллион извивался в своих цепях, и шипы света двигались вместе с ним.
Насколько ярко они могут сиять? – задумался Фаллион. Я ткач пламени. Я могу зажечь веточку пламени из ничего. Что я могу сделать с огнем внутри меня?
Он хотел, чтобы свет вышел, и вдруг он вспыхнул так поразительно ярко, что ему показалось, что вся комната была освещена.