Сыны Дуба

Волвертон Дэйв

Он висел там, зная, что его окутывает полная темнота, но все же видел комнату во всех подробностях: наручники, удерживавшие его брата, висели пустыми, замки открыты, а каменную стену затемнили пятна пота и мочи.

Частицы пыли и щебня отбрасывали тени на пол.

Крыса храбро завернула за угол другой камеры, теневой свет внутри нее подпрыгивал при движении, совершенно не замечая проницательного взгляда Фаллиона.

Фаллион восхищался зрелищем, когда пришел Шадоат. Он не слышал ее, не видел ни свечи, ни факела. Она

пришла в кромешной темноте, как будто ей так нравилось. Только ее голос сообщил о ее присутствии, когда она обогнула край камеры.

— Итак, — весело сказала она, — спящий просыпается.

Фэллион всмотрелся в темноту на краю своей камеры и увидел ее за железной решеткой. Ее плоть была прозрачной, как желе, лишь намек на форму. В ее перегородке горел свет, борющийся маленький серый дух, не ярче крысиного. Но было что-то еще, чернота, которая, казалось, прикрепилась к его спине, какое-то существо неясной формы, вроде червя, и оно цеплялось за ее дух через маленькое ротообразное отверстие, как минога использует свой рот, чтобы держись за акулу.

Фаллион открыл глаза. Не было света, который мог бы раскрыть ее форму, и поэтому он позволил свету внутри себя сиять и изучал ее светом своего духа.

Она наблюдала за ним с пристальным интересом.

Я проснулся, сказал он. Чего ты хочешь от меня?

Шадоат не ответила не потому, что у нее его не было. Фаллион мог видеть это в ее глазах.

Она открыла замок его камеры, вошла внутрь, а затем, не спеша, подошла ближе. Она не остановилась, пока не прикоснулась к нему, стояла, прислонившись к нему, прижавшись грудью к его, вглядываясь ему в глаза.

Она была прекрасна, и Фэллион неловко пошевелился. Он был еще ребенком, и его фантазии о женщинах сводились исключительно к тому, чтобы держаться за руки или ощущать вкус поцелуя, но он в некоторой степени чувствовал, что значит быть мужчиной, желать ее больше, чем жизни и дыхания.

Ты должен увидеть себя, — сказала она. Из каждой твоей поры течет легкая кровь, как в былые времена.

Фэллион понятия не имел, о чем она говорит. В былые времена? Говорила ли она о ярких существах прошлого или имела в виду его из какой-то прошлой жизни?

Почему ты здесь? прошептала она.

Ты меня привел, — сказал он.

Она покачала головой. Не здесь, в этой клетке. Почему ты сейчас здесь, в этом мире?

Фаллион в недоумении покачал головой. Он хотел только выпить. За выпивку он рассказывал ей все, что знал, и целый день лгал.

— Ты знаешь ответ, — сказал Шадоат. Оно здесь, в огне, внутри тебя. Всмотритесь достаточно внимательно, и вы запомните

Но Фаллион чувствовал себя слишком усталым и слишком слабым, чтобы заглянуть внутрь себя в поисках ответа. Он поддался своей слабости, просто позволил себе висеть свободно. Не имело значения, порежут ли цепи его запястья. Свежая струя крови, струившаяся по его локтям, не имела значения.

Он повесил голову и потерял сознание.

Несколько

часов спустя он снова проснулся и попытался вспомнить разговор.

Он полностью осознавал свет внутри себя, а также осознавал темное существо, обитающее в Шадоате.

Действительно ли это питало ее дух? Фаллион не был уверен, но теперь вспомнил, что его мать называла этот локус паразитом. Если это было так, то оно цеплялось за Шадоат, как раздутый клещ.

Однако если локус и питался, Фэллион этого не заметил. Он не видел кишечника или каких-то мускулов, которые высасывали пищу из духа.

Возможно, думал он, локус цепляется за дух лишь так, как анемон цепляется за корпус корабля, бездумно ловя свободную поездку по морю.

Нет, решил Фаллион, локус — не просто наездник. Это нечто большее. Это манипулятивно. Оно контролирует вещи. У него есть цель.

Но что?

Фаллион просмотрел слова Шадоата в поисках подсказок. Она не спрашивала о выкупе, как подобает пирату. Она также не искала местонахождение и расположение Посвященных его королевства, как это делал бы заклятый враг королевства.

На самом деле она задала только один вопрос. Почему ты здесь, в этом мире?

Ответ казался ей самым важным.

Она знает меня лучше, чем я знаю себя, — подумал Фэллион. Она знает меня тысячелетия. Но она не знает, почему я здесь.

Спящий просыпается. Она могла просто иметь в виду тот факт, что он проснулся. Но когда она пришла, Фаллион смотрел на щупальца света внутри себя. Он позволил этому затопить комнату.

Почувствовала ли она это? Привлекло ли это ее?

Я — факелоносец, — подумал он, вспоминая имя Смокера. Я — носитель света.

И тут его осенило: она хотела пробудить в нем силы.

Но почему? он задавался вопросом.

Она была его врагом. Он чувствовал это до глубины души. Они были врагами на протяжении бесконечных эпох.

Что она могла надеяться получить от него?

У Фаллиона не было ответа.

37

СТАНОВИМСЯ ЕДИНЫМ

Так много людей ищут только союза плоти, никогда не догадываясь о радости, происходящей от союза умов.

— Джаз Ларен Сильварреста

Где закончилась морская обезьяна и началась Рианна, Рианна не была уверена.

У нее не было воли. Она больше не была Рианной. Теперь это была морская обезьяна, девочка по имени Охтуру.

Охтуру гуляла, где хотела, ела, что хотела. Она сидела на корточках и писала на траву, в то время как другие наблюдали и ничего об этом не думали.

Временами Рианна могла наблюдать за миром, ее сознание было слабым, как будто она была в полусне. Но даже в самые ясные моменты она не могла ничего сделать самостоятельно. Она не могла пошевелить толстыми пальцами Ухтуру или моргнуть глазом.