т.1 Стихотворения и песни

Визбор Юрий Иосифович

«В Аркашиной квартире живут чужие люди…»

В Аркашиной квартире живут чужие люди, Ни Юли, ни Аркаши давно в тех стенах нет. Там также не сижу я с картошечкой в мундире, И вовсе не Аркашин горит на кухне свет. Неужто эти годы прошли на самом деле, Пока мы разбирались — кто теща, кто свекровь? Куда же мы глядели, покуда все галдели И бойко рифмовали слова «любовь» и «кровь»? В Аркашиной квартире бывали эти рифмы Не в виде сочинений, а в виде высоты. Там даже красовалась неясным логарифмом Абстрактная картина для общей красоты. Нам это все досталось не в качестве наживы, И был неповторимым наш грошевой уют. Ах, слава Богу, братцы, что все мы вроде живы И все, что мы имели, уже не украдут. Мы были так богаты чужой и общей болью, Наивною моралью, желаньем петь да петь. Все это оплатили любовью мы и кровью — Не дай нам Бог, ребята, в дальнейшем обеднеть. В

Аркашиной квартире всё бродят наши тени, На кухне выпивают и курят у окна. Абстрактная картина — судеб переплетенье, И так несправедливо, что жизнь у нас одна. Август 1979 Мурманск

«Обучаю играть на гитаре…»

Обучаю играть на гитаре Ледокольщика Сашу Седых. Ледокол по торосу ударит — Саша крепче прихватит лады. Ученик мне достался упрямый, Он струну теребит от души. У него на столе телеграмма: «Разлюбила. Прощай. Не пиши». Улыбаясь на фотокартинке, С нами дама во льдах колесит. Нью-Игарка, мадам, Лос-Дудинка, Иностранный поселок Тикси. Я гитарой не сильно владею И с ладами порой не в ладах: Обучался у местных злодеев В тополиных московских дворах. Но для Саши я бог, между прочим, — Без гитары ему не житье. Странным именем Визбор Иосич Он мне дарит почтенье свое. Ах, коварное это коварство Дальнобойный имеет гарпун. Оборона теперь и лекарство — Семь гитарных потрепанных струн. Говорит он мне: «Это детали. Ну, ошиблась в своей суете…» Обучаю играть на гитаре И учусь у людей доброте. Улыбаясь на фотокартинке, С нами дама во льдах колесит. Нью-Игарка, мадам, Лос-Дудинка, Иностранный поселок Тикси. 1979 Арктика — Москва

СОН ПОД ПЯТНИЦУ

Попробуем заснуть под пятницу, Под пятницу, под пятницу. Во сне вся жизнь на нас накатится Салазками под Новый год. Бретельки в довоенном платьице, И шар воздушный катится… Четверг за нас за всех расплатится И чистых пятнице сдает. И все, что с нами дальше сбудется, Ах, сбудется, ах, сбудется, Пройдя по этой смутной улице, Чтоб знали мы в конце концов, Что много лет за нами, старыми, Бредет во тьме кварталами Какое-то весьма усталое И дорогое нам лицо. А Новый год и ель зеленая, Зеленая, зеленая, Свеча, гореньем утомленная, И некий милый человек… И пахнет корка мандаринная, Звезда висит старинная, И детство — все такое длинное, И наш такой короткий век. Всю ночь бредем мы сквозь сумятицу, Сумятицу, сумятицу, И лишь к утру на нас накатится Догадка, что была в крови: Все оттого, что сон под пятницу, Под пятницу, под пятницу Нам дан затем, чтобы не спрятаться От нашей собственной любви. 29 декабря 1979 Москва

АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК

К вопросу о привлечении к массовым киносъемкам местного населения, а также о некоторых аспектах изучения английского языка в отдаленных сельских местностях

Сильно глэд, вэри рад! — мы с Тамарой Страшно инглиш долбаем на пару. Вот первач — он по-ихнему виски, А комбайнер — «вайт хоре» по-английски. Я Тамаре намек на объятья… Дресс не трожь, — говорит, — это платье. И вообще прекрати все желанья, Коль не знаешь предмету названья. Через край, — говорю, — это лишне! Ай донт край, — говорю, — только внешне, Ю кен си, — говорю, — мои чувства, Энд биг лав, — говорю, — мне не чужда! Раз в контору к нам, чист и шикарен, Завалился какой-то очкарик И с Тамаркой на инглиш лопочут, Будто скрыть от меня что-то хочут. Я ему так слегка намекаю: Дескать, тоже я сленг понимаю И могу ему фасе раскрасить. Томка: Фэйс, — говорит, — а не фасе! Ну Тамарка совсем озверела, Свое дресс выходное надела. Я, мол, синема стар — не с базару, Энд фор ми ты, Василий, не пара. И Тамарка, понятно, туморроу Стала кинозвездой режиссеров, Что снимали в колхозе «Суворов» Сериалку про жизнь комбайнеров. Целый месяц брожу как в тумане, Даже длинные мани не манят. Про Тамарку узнал от подружек: Там в кино — как у нас, но похуже. Возвратилась с неясной улыбкой: Мол, прости, дескать, вышла ошибка. Я ей так говорю: брошу виски, Но ни слова, май лав, по-английски. 1979

Примечания для не изучавших английский язык или изучавших его в отдаленных сельских местностях:

ай донт край (I don’t cry) — я не плачу;

вайт хорс (wight horse) — комбайнер;

вэри (very) — очень;

глэд (glad) — счастлив;

дресс (dress) — платье;

инглиш (English) — английский язык;

май лав (my love) — моя любовь;

мани (money) —

деньги;

синема стар (cinema star) — кинозвезда;

сленг (slang) — жаргон;

туморроу (tomorrow) — завтра, назавтра;

фэйс (face) — лицо;

энд биг лав (and big love) — и большая любовь;

энд фор ми (and for me) — и для меня;

ю кен си (You can see) — ты можешь видеть.

5. Прикосновение к земле

(1980–1984)

«Поведаю вам таинство одно…»

Поведаю вам таинство одно: Уж сколько раз на свете исчезали Империи, религии, регальи И уходили города на дно, Но сквозь пожары, бедствия и кровь, Одну и ту ж свершая пантомиму И для времен совсем неуязвима, Шла девочка по имени Любовь. Идет Любовь. Звучат ее шаги, Как эхо долгожданного свиданья, Ее шаги волнуют мирозданье, И между звезд расходятся круги. Пред ней равны рабы и господа. Ей нипочем яд лести или злости. Когда она хоть раз приходит в гости, В наш дом приходит счастье навсегда. 18 февраля 1980

«Не ищи чудес прекрасней…»

Не ищи чудес прекрасней И наивней, и опасней, Не ищи надежд прекрасней, Чем весенняя любовь. Эти ломаные ветки, Эти с ветками кокетки, Эти ранние продукты, Эта юная морковь… Население столицы В глубь кварталов удалится, Чтоб к различным небылицам Приобщиться в кратком сне. Лишь возлюбленная пара — Я, Тамара и гитара — Ходим — в рифму — по бульварам, А без рифмы — по весне. Май 1980

«Давайте прощаться, друзья…»

Давайте прощаться, друзья… Немного устала гитара, Ее благородная тара Полна нашей болью до дна. За все расплатившись сполна, Расходимся мы понемногу, И дальняя наша дорога Уже за спиною видна. Давайте прощаться, друзья… Кто знает — представится ль случай, Чтоб без суеты неминучей В глаза поглядеть не скользя? Такая уж даль позвала, Где истина неугасима, А фальшь уже невыносима. Такая уж песня пришла… Давайте прощаться, друзья, Чтоб к этому не возвращаться: Зовут нас к себе домочадцы, Чтоб вновь собралась вся семья. Но, даже дожив до седин, Мы гоним с усмешкою осень: «Мадам, мне всего сорок восемь, А вам уже — двадцать один». 29–30 мая 1980

ЭКИПАЖУ РЮМИН — ПОПОВ

В закаты, как в пожарища, Вгоняя полный вес, Летят мои товарищи По пустоте небес — Не ангелы господние, Не деды новогодние: Один из испытателей, Другой из ВВС. Мужское общежитие Во всей своей красе, Где каждое событие Разделено на всех. А ЦУП дает задания (Спасибо за внимание!), И крутятся товарищи, Как белки в колесе. Не каждый день случается Здесь маленький досуг, Ведь станция вращается, Работа — словно круг: То штатная, то срочная, А вдруг и сверхурочная, — Дай Бог нам меньше подвигов С тяжелым словом «вдруг». Когда-нибудь закончится Обилие чудес — Вернутся к нам в Сокольники Соколики с небес Земные — это правильно, — Но все ж немножко ангелы: Один из испытателей, Другой из ВВС. Лето 1980 Литва, noс. Побраде

«Какое небо над Москвой!..»

Какое небо над Москвой! Не вознамерился ль Создатель К какой-нибудь особой дате Потешить душу синевой? И небо наделить тотчас Незамедлительным движеньем, Пиры как будто и сраженья Продемонстрировав для нас? А может — праздник небольшой, Протирка неба происходит. Над нами медленно восходит «Кристалл» — стиральный порошок. Хоть разъяснили нам давно, Что в небе — пустота и небыль, Но слова два — душа и небо — Всё слиться норовят в одно. Лети, лети, моя душа, За облака, за перевалы. Не жаль, что прожито так мало, А жаль, что жизнь так хороша. Что у дороги на краю Мечта нелепая осталась — Сменить и мудрость, и усталость На юность глупую свою. Упрек за это бы — кому, Что, суеверней печенега, Стою перед огромным небом, Причастен будто бы к нему? За загнанного в кровь коня, За дом с разбитыми сердцами И за обеды с подлецами Прости, о Господи, меня! 25–26 августа 1980