Табельный наган с серебряными пулями
Шрифт:
Неприятные, доложу я вам, воспоминания. Лунная ночь и пленный петлюровец, с рыком рвущий веревки и поднимающийся во весь свой немалый рост, на глазах обрастая густой черной шерстью… Лохмотья одежды и только папаха повисла на острых ушах… Валерка, с криком всаживающий в нечисть пулю за пулей, безрезультатно — серебром в этих пулях и не пахло… Желтые острые клыки и вонь из разинутой пасти… Винтовка с примкнутым штыком, который я отчаянно втыкал в волосатый живот…
Винтовка меня и спасла: убить оборотня не убила, но продержала его на расстоянии, не
— Ага… — задумчиво протянул Чеглок, — опыт, значит, столкновения с нечистью у тебя есть… Но в нашем деле это не пригодится. Оборотня прихлопнуть — дело нехитрое. Ты его сначала выследи, да среди людей обнаружь, да потом еще и докажи, что это именно он третьего дня в Кривоколенном переулке девчонку-школьницу порвал…
— Так, это…
Оборотня от нормального человека отличить легко: у нормального человека обычно нет волчьих клыков и шерсти, не говоря уж о хвосте и острых ушах. А оборотня в облике человека тоже можно определить, по приметам… Брови там сросшиеся или вот еще…
— Что «это»? — оборвал мои размышления Чеглок, — Оборотня найти можно, да быть оборотнем в Советской России законом не запрещено. Если ты лечишься или же себя контролируешь — так и живи на здоровье. А вот если на преступление пойдешь… Тут уж извини.
Дверь распахнулась без стука и в кабинет ввалились два человека: молодой рыжеволосый парнишка с длинным хрящеватым носом на круглом лице, удивительно похожий на упитанного лиса и мужичок в возрасте с обширной круглой лысиной, как у товарища Ленина, только лицо у мужичка было гладко бритое, да и написано на нем было, что человек этот — любитель посидеть в хорошей компании, да поболтать всласть.
— Товарищ Чеглок! — сразу же зашумел мужичок, с сильным украинским акцентом, — Опять вы на собрание опаздываете! Хорошо еще, мы сразу к вам зашли…
— Не колыхайте попусту воздух, товарищ Хороненко. Все я помню, вот, с пополнением беседую.
— Николай Балаболкин, — протянул мне руку парнишка
— Степан Кречетов, — я пожал узкую ладонь.
— Тарас Хороненко.
— Степан Кречетов.
— Так… — протянул Чеглок, — Коля… Хотя, нет. Степан, ты в партии?
— Кандидат.
— Не журись, по лету примем. Значит, сиди здесь, — Чеглок перетек к столу и, подхватив папку, спрятал ее в огромный сейф, стоявший в углу. Стукнула тяжелая железная дверь, из-за которой Чеглок извлек тонкую брошюрку.
— Вот, пока посиди здесь, почитай. Придут ко мне — говори, что скоро вернусь, придут с сообщением о преступлении…
Опять распахнулась дверь сейфа и оттуда легли на стол несколько чистых бланков.
— … все внимательно запиши. Главное — не забудь имя и адрес взять, а то…
— Иван Николевич! — возопил Коля со смешной фамилией, — да один раз такое было!
— … а то, — не обратил на его стенания никакого внимания Чеглок, — сообщение о преступлении есть, а с кем оно произошло — неизвестно. И главное:
— Иван Николаевич!
— Товарищи! — не выдержал Хороненко, — Опаздываем же!
— Степан, сиди и жди!
Троица агентов угрозыска — на мой ошарашенный взгляд, больше похожая на каких-то циркачей — скрылась, смеясь и о чем-то переговариваясь.
Я взглянул на брошюру.
«Сверхъестественное и его использование в преступной деятельности. Способы выявлении и расследования». Издательство НКВД РСФСР, 1921 год.
4
«…в июле 1919 года в Петрограде бандой Якова Сумкина по прозвищу „Неуязвимый“ был ограблен фургон, перевозивший золото в слитках общим весом три фунта, а также две с половиной тысячи царских червонцев. Во время ограбления по Сумкину охранниками фургона было сделано порядка трех десятков винтовочных и револьверных выстрелов, однако тот сумел подойти вплотную к стрелявшим и обезоружить их, после чего остальными членами банды охрана была связана и оставлена в фургоне…»
Страница на этом кончилась, я потянулся перевернуть ее.
В дверь постучали. Тихо и как-то робко.
Я откашлялся, одернул рубаху, сделал серьезное лицо:
— Войдите.
Дверь приоткрылась, совсем немного. В узенькую щелку бесшумно просочилась маленькая старушка, в черном пальто. Седые волосы скручены на макушке в пучок.
— Здравствуйте, — тихо произнесла она, комкая в руках серый пуховый платок, — Товарищ Чеглок?
— Нет. Вы к нему?
Старушка подошла к столу и несколько испуганно посмотрела на меня:
— Мне нужен товарищ Чеглок. Меня к нему направили.
Я посмотрел на нее, гадая, что же мне с ней делать. Старушка стояла и смотрела на меня.
— Присаживайтесь, — спохватился я, указывая на стул, — Вы хотите сообщить о преступлении?
— Да, — старушка села, — Мой сын женится.
— Простите?
— Это вы меня простите. Я нервничаю, поэтому непонятно объясняю. Мой сын женится и я уверена, что эта… девушка… опоила его приворотным зельем.
В этот момент я почувствовал злость.
5
Многим кажется, что приворотное зелье — это такая безобидная шутка. Мол, что страшного в том, что бедная девушка — или бедный юноша получит то, о чем мечтает: настоящую любовь того, кого любит сам? Беда даже не в том, что такие сиропные романтики даже не думают, насколько это правильно — ломать волю человека. Беда в другом.
Приворотное зелье — это колдовство. И как любое колдовство, оно питается жизненной силой людей. В данном случае — силой того, кого приворожили. Три месяца, самое большее — год, и привороженный начинает чахнуть. Ладно, если вовремя сообразить, что это — приворот и отвести к священнику (по нынешнему — пресвитеру), тот снимет. Только кто же добровольно признается: мол, люди добрые это я приворожил девчонку, от этого она чахнет, спасайте ее. Приворот — дело уголовное, никто добровольно на себя хомут одевать не станет.