Табельный наган с серебряными пулями
Шрифт:
У меня так до войны приятель умер… Девчонка до последнего молчала, пока уже отходить не начал, тогда прибежала в слезах… д-дура… Не успели до священника довезти, умер в дороге. Деревенька маленькая, своей церкви не было. Да и денег — тоже.
Я пододвинул к себе чистый бланк и окунул ручку в чернильницу…
В кабинет заглянул человек в кожаной кепке:
— Чеглок где? — требовательно спросил он.
— На собрании.
Человек исчез. С кончика стального пера прямо на бланк упала капля чернил и растеклась жирной кляксой.
Я тихо прошипел —
— Рассказывайте.
6
Звали старушку Колыванова Маргарита Федоровна, до революции — мещанка, жена инженера Путиловского завода в Петрограде. Сам господин Колыванов пропал куда-то еще в семнадцатом, то ли за границу сбежал от революции, то ли пристукнул его кто-то в февральской завирухе. Остался матери только сынок, Петенька, последняя материнская надежда и отрада.
— Он у меня умный, — приговаривала старушка, отхлебывая воду из стакана, — весь в отца. Изобретатель, сейчас он на свое изобретение патент берет, когда оформит — откроет свою мастерскую, продавать трудовому народу будет…
Неплохой, судя по всему, парнишка…
Дверь в кабинет раскрылась:
— Где Иван Николаевич? — спросил солидный человек, в тяжелом бархатном пальто, в круглых очках с бородкой клинышком. Настоящий дореволюционный доктор.
— На собрании.
— Прошу прощения.
«Доктор» вежливо наклонил голову и вышел.
— И вот, месяца три назад, — начала тихонько всхлипывать Маргарита Федоровна, — изменился мой Петенька, задумчивый стал, про свое изобретение не рассказывает, все что-то думает, думает… Ну, сердце материнское не обманешь, почувствовала я тогда неладное. Говорю, Петенька, что случилось, сыночек. А он ходил, ходил, а потом признался: влюбился я, мама, говорит, люблю безумно, жить без нее не могу. Любит так любит, он у меня уже взрослый… Только что это за любовь, если свою невесту матери показывать не хочет? Я окольными путями вызнала, кто она такая. Провинциалка, из Рязани, бухгалтером в тресте служит. Сходила я в тот трест тихонечко, посмотрела на нее. Некрасивая, ни лица, ни фигуры, сидит серой мышкой. Разве же мой сынок на такую сам бы посмотрел? Он у меня красавец. Опоила она его, точно, опоила…
Я старательно записал все, что она мне сказала, записал ее имя, имя сына, имя девушки. Пообещал, что МУР непременно примет меры и накажет виновную. Кажется, старушка успокоилась…
7
В моих мечтах коварная девица — вопреки рассказу Маргариты Федоровны, черноволосая и черноокая — грустно понурив голову под грузом улик, добытых, ясное дело, мною, уходила из зала суда, Петя Колыванов горячо благодарил и знакомил со своей настоящей невестой, которую он забыл под воздействием зелья, плакала от радости старушка-мать…
Хлопнула дверь и в кабинет ввалилась все та же лихая троица муровцев.
— Кто приходил? — Чеглок одним
— Приходила гражданка с заявлением, — поторопился объяснить я, — Еще два человека: в кожаной кепке и такой… в очках и пальто…
— Курьер и Иван Христофорович, — кивнул Чеглок, — они меня нашли… Ага… Приворотное зелье?
Я осторожно кивнул: что-то мне не понравилось выражение лица Чеглока.
— Мать пострадавшего приходила?
— Ну да.
Хороненко и Коля Балаболкин дружно рассмеялись.
— Если бы все хлопчики, — проговорил сквозь смех Хороненко, — по которым их матери приходят да жалуются, были приворожены, то Москва бы давно обезлюдела. Оно как бывает: решил сын жениться, а матери избранница не по нраву. Она сына клюет, чтобы тот бросал девушку, а какой же парень любимую бросит? Он с матерью ссорится, а та и в слезы: опоила разлучница сыночка! Соберется и бегом к нам, на Петровку. Редкий день проходит, чтобы хоть одна да не пришла…
— Отставить смех! — рыкнул Чеглок, внимательно изучавший заявление, — Десять пустую панику наводят, да одиннадцатая права окажется. А приворотное зелье — это вам не детские шутки…
— Статья 306, — затараторил Коля — УК РСФСР. Воздействие на волю человека колдовскими средствами. Часть прим — с корыстными или иными неправомерными целями, наказание — до шести месяцев исправработ, часть бис — с целью совершения иного преступления…
— … в случае смерти пострадавшего — до высшей меры социальной защиты, — закончил за него Чеглок, — ну что, Степан, сам взялся, сам и раскручивай… В наставники тебе, пока опыта не наберешься…
Он оглядел своих подчиненных.
— Ладно, так и быть. Сам за тебя возьмусь.
8
Выдали мне вместе с направлением на службу ордер на заселение в общежитии рабмила. Небольшая комнатка, с двумя железными кроватями и одной тумбочкой. Для бывшего рабочего, привыкшего к тесноте барака — просто райское место. А уж если вспомнить о том, в каких условиях приходилось ночевать на войне…
Сосед, огромный детина, лежал на кровати, отвернувшись к стене и оглушительно храпел. Я бросил свой сидор на подоконник и рухнул на кровать, с наслаждением вытянувшись. Эх, такую бы царскую кровать, да в девятнадцатом годике…
Протянув руку, я достал из мешка темно-синюю книгу в коленкоровом переплете. Раскрыл на первой странице с размазанным синим штампом «Библиотека МУР. Инв.№__»
«Подавление воли человека колдовскими методами. Под ред. профессора Лауди. Том III. Издательство Министерства Внутренних Дел. 1911 год»
Пожелтевшие страницы прошелестели под моими пальцами.
«Глава XXVI. Любовный приворот».
Читал я всегда очень быстро, схватывая взглядом даже не слово целиком, а полностью фразы, поэтому, в отличие от многих, с трудом складывавших буквы в слоги, получал от чтения истинное удовольствие.