Табу на любовь
Шрифт:
— Я надеюсь, эта дама не станет помехой твоей женитьбе? — вкрадчиво поинтересовался родитель.
— Я сдержу слово! — прищурился я, сверля старика злым взглядом.
Отец кивнул. Дверь, не плотно прикрытая, немного распахнулась, привлекая мое внимание. И в спальню прокрался отцовский пес, древний, как мамонт.
Я невольно сравнил четвероногое недоразумение с Сумраком. Я бы и сам выбрал добермана, если бы оказался на месте Ратти. А не эту сардельку с лапами и хвостом.
— Дмитрий Максимович, я выгуляю Дозора! — осторожно
Отец дождался, пока мы вновь останемся вдвоем. Взглянул на меня так, словно вновь был недоволен мною, как в далеком детстве. Кивнул.
Общение с родителем никогда не давалось мне легко. Старик угнетал, провоцировал, проверял на прочность.
И оказавшись в машине, я все же решил забить на все дела. Успею. Завтра. А сейчас мне хотелось оказаться дома.
Уже перед лифтом, ведущим в мой пентхаус, Марк остановил меня:
— Ром, мы вышли на того, кто причастен к твоему отравлению.
— Разберусь с этим завтра, — коротко мотнул я головой и добавил: — С псом пусть парни погуляют.
Ольховский кивнул. А я нажал кнопку вызова лифта.
В зеркальном отражении кабинки я смотрел на свой галстук, повязанный ловкими пальцами Раттаны. И понимал, что это не просто узел, а якорь, удерживающий меня от безумных поступков
Марк забрал пса. А я, сбросив пальто, отправился на поиски девчонки.
Лидия Степановна уже ушла, если верить отчету охраны. А Ратти никуда не выходила. Либо была настолько больна, чтобы сбежать. Либо испугалась моих угроз.
А я, черт подери, все же ждал, что она ослушается и поддастся на провокацию. Реально ждал. Тогда бы у меня руки оказались развязаны. Тогда бы я смог беспрепятственно найти ее, вернуть в свою квартиру и…
Дальше мысли покатились безостановочно, одним сплошным калейдоскопом.
А девчонка, словно измываясь надо мной и над моей выдержкой, замерла посреди гостиной.
Я слышал негромкие, но ритмичные звуки музыки. И видел лишь гибкое тело Раттаны.
Эта ведьма вздумала окончательно свести меня с ума. Не иначе.
Я расстегнул пуговицы пиджака, сбросил ботинки и бесшумно прошел вглубь комнаты.
Чтобы не схватить Ратти, спрятал руки в карманы брюк. Всего один шаг отделял меня от безумия.
А она танцевала. Пусть не так быстро и экспрессивно, как в тот раз в клубе Барсука, но тем не менее. Движения гибкого и стройного тела были соблазнительными, а глаза прикрытыми, словно девчонка погрузилась в свой собственный мир.
Я стоял и смотрел на то, как плавно и вместе с тем ритмично двигаются тонкие кисти. А потом увидел, что Ратти пошатнулась и едва не упала.
Я успел подхватить ее хрупкое, почти невесомое тело. От первого касания к влажной, немного вспотевшей коже, меня прошило дрожью.
— Ты дура, Ратти? — зло выплюнул я в ее раскрасневшееся
Девчонка приподняла веки. В ее глазах стояли слезы. И я понял, что еще крепче прижимаю почти невесомое тело к себе.
— Ты сделал меня шлюхой, Рома, — прошептала она. — Теперь все мои друзья и знакомые знают о том, что я сплю за деньги с самим Львовским. За деньги!
Ее пальцы вцепились в мою рубашку. А у меня свело глотку, когда увидел припухшие и покрасневшие от слез глаза.
— Я всю жизнь доказывала всем и каждому, что мне не нужны отцовские капиталы. Сама справлялась, — говорила она, повышая голос, а я понял — вот-вот девчонку накроет истерика. — Сама! Ничего не брала у родни! И все знали, все, что меньше всего меня волнуют эти чертовы деньги! А ты все испортил! Все!
Она колотила по моей груди хлипкими кулачками. Но они не приносили мне боли. Больнее было видеть ее слезы и слушать обвинения, слетавшие с розовых, обветренных и искусанных в кровь губ.
Я с трудом перевел взгляд на экран телевизора. Ратти намеренно нажала на паузу. И теперь можно было прочесть целую статью с фото и грязные подробности, придуманные репортером.
Кто-то намеренно «слил» инфу. И не трудно было угадать «проверенный» источник, на который ссылался журналист.
— Отпусти меня, Рома! — рыдала она, но вместо того, чтобы оттолкнуть, уперлась лбом в мою грудь.
Я не мог разжать рук. Не мог позволить ей отстраниться, отодвинуться даже на долбаный сантиметр. Казалось, что разожму пальцы и перестану дышать. Не мог без нее. И ненавидел за это, предпочитая наказывать девчонку за власть, что она имеет надо мной.
Она рыдала, оставляя мокрые пятна на моей идеальной гребаной рубашке. А я не мог больше. Не мог оставаться немой статуей.
Подхватил ее хрупкое, содрогающееся от рыданий тело и прижал крепче. Впился жалящим поцелуем в нежные дрожащие губы.
Я не мог говорить. Не мог давать пустых обещаний. Все, на что я был способен — заставить ее забыться, пусть на время. Но я знал, как увести ее за грань. Как подарить наслаждение и утонуть в нем самому.
Она не сопротивлялась. Цеплялась за мои плечи так, словно боялась утонуть в диком, бушующем океане.
А я нес ее в спальню. Туда, где лишил ее девственности и заставил испытать жуткую боль.
Но сейчас все будет иначе. Я знал это.
Ратти пробралась ладонями под мою рубашку, разгоняя адреналин по венам. Он мчался жидким огнем с дикой скоростью. А я кайфовал от того, что ловкие пальцы добровольно оглаживают кожу, принося нестерпимое удовольствие, граничащее с болью.
Эта ведьма клеймила меня, оставляла ожоги, которые будут напоминать мне о ней.
А я понял, что громкий стон, пронзивший тишину спальни, принадлежит мне. Ратти коснулась приоткрытым ртом кожи на моей шее, а я уже поплыл и буквально рухнул на постель, позволяя девчонке быть сверху.