Таких не берут в космонавты. Часть 1
Шрифт:
После учебки мне повезло: меня распределили в Группу советских войск в Германии — поспособствовало такому распределению моё знание немецкого, английского и французского языков (на всех этих языках я едва ли не с рождения общался дома с родителями и с бабушкой). Числился я в составе 2-й гвардейской танковой армии. Но с танками дел не имел. В основном, состоял переводчиком при командирах. Вспомнили там и о моём певческом прошлом — свободное от основных обязанностей время я проводил на сцене Дома офицеров, где репетировал выступления в составе вокально-инструментального ансамбля. Вот только солистом того армейского ансамбля я не
За три года службы в армии я… наверное, повзрослел. Потому что сразу же после дембеля записался в вечернюю школу, где всё же окончил десятый класс. Мои приятели к тому времени уже оканчивали престижные ВУЗы. Я в институт так и не поступил. Снова попытался найти применение своим музыкальным талантам. Работал настройщиком музыкальных инструментов (в основном, фортепиано). Участвовал в ВИА, но ни один из коллективов с моим участием так и не достиг «заметного» успеха. В 1971 году я первый раз женился. Случилось это, что называется, «по залёту». В 1972 году у меня родился сын — в 1973 году я стал папашей уже второго мальчишки. Был ли я хорошим отцом? Скорее… не был. Но сыновей своих я очень любил.
В начале 1981-го года знакомый музыкант привёл ко мне своего приятеля — известного некогда на всю страну (но уже давно не мелькавшего на сценах и по телевизору) артиста. Они попросили, чтобы я поработал переводчиком: перевёл на английский язык мемуары артиста, которые отказались опубликовать в СССР. Делалось всё это в «страшной тайне», словно мы замышляли революцию. За перевод мне пообещали заплатить хорошие деньги — в те времена я перебивался с копейки на копейку. С переводом я справился быстро. За четверть от того же гонорара перевёл книгу ещё и на немецкий язык. От перевода на французский язык бывшая звезда советской эстрады отказался. Я получил деньги, отдал переводы и забыл о них… на время.
Но мне об этих переводах напомнили в начале 1987 года. Всё тот же приятель привёл ко мне новых клиентов. Как оказалось, переведённые мною книги «прогремели» на Западе. Этот успех заметили в СССР. Сбежавшая вслед за своими книгами в США «советская звезда» поделился со «знакомыми» координатами автора переводов. Благо, случилось это уже после старта в СССР политики «демократии» и «гласности». С того года я всё реже настраивал музыкальные инструменты и музицировал в составе никому не интересных музыкальных коллективов. Всё больше занимался переводами. Сперва переводил на иностранные языки. А после того, как иностранная литература массово хлынула на российский рынок — уже и на русский.
В начале девяностых годов я переводил романы иностранцев с той скоростью, с какой их зачитывала вслух моя жена (она читала не так быстро, как я печатал на пишущей машинке или на клавиатуре). На книжных развалах бывшего СССР продавались сотни наименований книг, переводчиком которых был указан я (один из моих полутора десятков псевдонимов). А в книжных магазинах Европы и США продавались мемуары бывших советских политиков, бывших партийных и комсомольских работников, бывших советских деятелей культуры — переводчиком которых значился Василий Пиняев. Я подумывал даже написать собственную книгу (о своём детстве, о музыке и о пении), но не находил для этого свободного времени.
17 сентября 1994 года в Москве убили моих детей. Оба моих мальчика умерли в один день. Машину, в которую они сели, расстреляли из автомата прямо во дворе
На похороны моих мальчиков съехались их друзья и приятели — почти три десятка коротко стриженных спортивного вида мужчин на автомобилях с тонированными окнами. Они сказали мне слова соболезнования, засыпали могилы моих детей дорогими венками. От них я и узнал, что «организация» (в которой состояли мои сыновья) враждовала с другой «организацией» — делили «сферы влияния» в городе. Они назвали мне и имя человека, который «проплатил» убийство моих сыновей и ещё троих их «коллег». Пообещали, что обязательно отомстят за моих мальчиков «когда придёт время». Я ждал этого времени почти два месяца. Затем ждать перестал. Продал родительскую квартиру на проспекте Мира, оформил визу в Германию.
17 сентября 1995 года я пришёл в ресторан «Махаон», где с января этого же года стал завсегдатаем. Поздоровался с дежурившими на входе охранниками, привычно обменялся с ними шутками. Ответил на дежурную улыбку метрдотеля. Уселся за привычный столик — неподалёку от входа в кабинет для важных персон. Сделал обычный заказ, вёл себя так же, как и при предыдущих посещениях ресторана. Но лишь до тех пор, пока в «Махаон» не явился круглолицый человек, на встречу с которым я в этот день очень надеялся. Я помню, как он шагнул в зал, по-хозяйски осмотрелся. Меня он видел не впервые — внимания на моей персоне ни он, ни его охранники не задержали. Они даже не дрогнули, когда я сунул руки в портфель.
В тот день я принёс в ресторан два пистолета ТТ. В круглолицего человека и в его охранников я всадил по четыре пули. Потом подошёл к их телам и ещё трижды выстрелил убийце моих сыновей в голову. Охранники ресторана вбежали в зал, посмотрели мне в глаза и подняли руки. Я спокойно вышел на улицу, сел в припаркованный у ресторана автомобиль. Вечером мы с женой вылетели в Германию — к тому времени я уже прошёл первую ступень процедуры приёма поздних переселенцев (спасибо друзьям моих покойных родителей). Вторую ступень процедуры я проходил уже в Германии. Василий Богданович Пиняев исчез. По новым документам гражданина Федеративной Республики Германия я стал Базилиусом Шульцем.
В Германии я открыл литературное агентство. Всё так же занимался переводами — в основном, с русского и на русский язык. С проживавшим в Евросоюзе Базилиусом Шульцем не чурались сотрудничать даже знаменитые на весь мир советские политики, поработавшие в высших эшелонах власти СССР. В плане финансов, наращивания деловых связей и улучшения деловой репутации дела у меня шли превосходно. А вот личная жизнь дала трещину. Моя супруга в Европе заскучала — отправилась в Москву. Вскоре сообщила мне, что в Берлин не вернётся. Сказала, что Россия — это её дом. Поставила мне условие: либо я возвращаюсь в Москву, либо мы с ней расстаёмся. В начале 2005 года она подала документы на развод.