Талли
Шрифт:
Так Криста попала в дом мистера и миссис Шеннон, которые окружили девочку такой любовью и заботой, что Талли, глядя на них, невольно вспоминала семью Мандолини.
И вот спустя два года истинные родители Кристы осуществили свое давнее желание. То, чего им так не хватало в жизни. Теперь они ждали еще одного ребенка! И мать Кристы, снова забеременев, хотела вернуть старшую дочку в семью.
Талли зубами и ногтями боролась против возвращения Кристы в лоно семьи — боролась против Лилиан, против мистера Хиллера, против психологов, которые наперебой доказывали, что цель
Талли пыталась доказать то, что ей было абсолютно ясно: через пару месяцев под их опеку вернется не только Кристи, но и ее новорожденный брат или сестричка, а мистер и миссис Шеннон тем временем могут взять в дом другого ребенка.
Но попытки Талли ни к чему не привели. Криста вернулась к родителям.
Однако мистер и миссис Шеннон поступили умно. Они отказались брать на воспитание другого ребенка, предпочитая дожидаться, когда к ним вернется Криста. Талли обещала, что передаст девочку только им, и посоветовала начать оформлять бумаги на усыновление.
Даяне и Полу Шеннонам не пришлось долго ждать. Когда сестренке Кристы исполнилось три недели, их мать посчитала, что совершила ошибку, причем не только с возвращением Кристы, но и с рождением еще одного ребенка.
— Я еще не нашла своего места в жизни, миссис Де Марко, — заявила она Талли, когда та приехала забирать Кристу и ее сестренку.
— Нет, отчего же, — ответила Талли, держа на одной руке младенца, а другой сжимая ручонку Кристы. — По-моему, как раз нашли.
За все время своей работы Талли не видела, да и не ожидала, что увидит восторг на лицах людей. Но ей повезло. Она была потрясена тем, сколько счастья и радости доставило бездетным Даяне и Полу Шеннонам возвращение в их дом Кристы. Со слезами на глазах они обнимали вновь обретенную девочку.
«Надо уходить, — думала Талли. — Я занимаюсь не тем делом. Надо перейти в отдел усыновлений». Их единственная цель — сделать счастливыми стольких людей, на скольких им хватит сил, тогда как я сею вокруг только страдания. Прижигаю раны каленым железом. Разве не так?»
Талли одиноко тосковала по Джеку. Вечерами она раздевалась, подходила к зеркалу и рассматривала себя, поглаживая грудь и живот. «Я уже не выгляжу так, как выглядела в шестнадцать, — говорила она себе. — Я не выгляжу так, как я выглядела тогда, когда приходила в прокуренный бар с сотней долларов в кармане, чтобы тереться там об таких мальчишек, как Джек.
Я не выгляжу и так, как я выглядела на вечеринке у Дженнифер, когда он узнал меня, девчонку с Холма. Взгляни на меня теперь, взгляни на мой живот, на мои бедра. С тех пор как я родила Бумеранга, они навсегда потеряли свою форму». Она не могла не признать, что ее грудь выглядит еще вполне возбуждающе, но все равно она уже не могла обходиться без лифчика. «Мои прямые и длинные волосы выглядят неплохо», — думала она. Что действительно сводило Талли с ума, так это невозможность выглядеть
А при встречах с Шейки ее начинали переполнять далеко не лучшие чувства. Нелегко было видеть эти голубые глаза, сочные красные губы, стройную фигурку, несмотря на то, что Шейки успела уже родить еще одного ребенка. Талли возмущало, что в отличие от нее подруга стала еще привлекательней, чем в ранней юности.
Тогда Талли вспоминала, что у них с Джеком глаза одного оттенка, что они оба любят «Пинк Флойд», что они вместе катались на лодке и у них была общая подруга, с которой они вместе играли в мини-футбол в Шанга Парке. Но даже это не утешало Талли, когда она ревниво рассматривала белокурую гриву Шейки.
Четыре месяца Талли мучилась размышлениями о своей внешности и вспоминала волосы Джека цвета солнца. Вспоминала его красный свитер. Вспоминала, как он прыгнул в озеро Вакеро.
Наступило первое июня, и Талли забыла обо всем: о работе, о Шейки, о домашних хлопотах — она ждала, что вот-вот появится Джек.
Робин, никогда не бравший отпуска и не желавший оторваться от своего футбола, неожиданно предложил Талли куда-нибудь поехать.
Это застало Талли врасплох. Все эти годы она каждое лето мечтала куда-нибудь съездить, теперь же она была категорически против.
— Может, прокатимся в Калифорнию? У нас ведь так и не было медового месяца, — сказал Робин.
— Я не знаю… — нерешительно ответила Талли. Она хотела поехать. Но не в этом году. В прошлом. В позапрошлом. Тогда бы она обрадовалась. Но тогда Робин был слишком занят, и Талли перестала мечтать. А в этот год путешествие не входило в ее планы. — Может быть, на будущий год? — предложила она.
— Ну что ж, можно и на будущий, — сказал Робин, возвращаясь к своей газете.
Целую минуту Талли внимательно рассматривала мужа, потом подошла и села к нему на колени.
— Робин Де Марко, отложи-ка свою газету.
Он подчинился.
— И что дальше? — Он, улыбаясь, глядел на Талли, а его руки уже расстегивали джинсы.
Второго июня Робин пришел домой позже обычного и обнаружил расстроенную Талли сидящей на кухне. Она была так явно огорчена, что Робин испугался, что что-то случилось.
— Все нормально, — ответила она, поднимая к мужу бледное лицо.
— Прости, что задержался. Выдался трудный день.
— Конечно. Все в порядке. — Талли не хотелось смотреть на него.
— Так, — решил Робин, — раз ты неважно себя чувствуешь, полагаю, тебе не стоит сегодня готовить.
Талли пристально посмотрела на мужа, но он лишь закатил глаза и пошел заказывать пиццу по телефону.
На следующий день Талли сказалась больной и провела весь день в постели, читая и подскакивая к входной двери, чуть только послышатся шаги во дворе. Милли, весь день вполглаза приглядывавшая за Талли, ворчала за ланчем, что, похоже, не одной Хедде в этом доме требуется сиделка. Наступило четвертое июня, затем пятое, шестое, а Джека все не было.