Талли
Шрифт:
— Там, наверху, это дом Роберта Э.Ли? — спросила Талли.
Джек кивнул.
— Интересно, а в темноте можно отсюда увидеть Вечный огонь на могиле Кеннеди?
— Не думаю. Это же совсем небольшой огонек.
— Маленький Вечный огонь, да?
— Да, — сказал Джек, опрокидывая ее на траву. — Давай пойдем смотреть, как цветут вишни в Бухте приливов. Пошли, пока не стемнело.
— А я хочу туда, — Талли показала на Арлингтон.
— Конечно. Ну и дурак же я был, когда подумал, что тебе будет интереснее смотреть на цветение вишни,
Талли не двинулась с места. Ну и пусть. Это место не хуже других.
— Что с тобой происходит, Джек? — спросила она.
Он все так же возвышался над ней, заслоняя вид на мост и кладбище.
— Со мной ничего не происходит, — холодно ответил он. — А вот что происходит с тобой? Почему ты все время родишь со сжатыми кулаками и стиснутыми зубами?
— Потому что я не понимаю, что происходит.
— Да ничего не происходит. — Джек снова сел на траву «Ну, так-то лучше», — подумала Талли. Солнце, садясь справа от нее, согрело ей щеку.
— Ведь вообще ничего не происходит, правда, Талли?
— Что происходит между нами, Джек? Что случилось?
— Ничего между нами не происходит. И с нами ничего не случилось. Ведь так, Талли?
— Так? Что так?
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
Джек казался спокойным.
— Талли, давай пойдем посмотрим на цветущие вишни. Пожалуйста. Мы же завтра уезжаем, и наверняка нам больше не представится случай посмотреть на них. Пошли. У нас еще будет время поговорить обо всем этом.
— Когда? Ты же все время отсутствуешь! Нет, я хочу поговорить сейчас. К черту эти твои вишни! Что ты имел в виду, когда говорил, что между нами ничего не происходит?
— Я имел в виду, — пояснил Джек, — что между нами ничего не происходит уже два с половиной года.
— Ну, знаешь, если бы ты почаще бывал в Топике и не сбегал бы от меня каждые два месяца, может, что-нибудь бы и произошло! — воскликнула она.
— Если бы ты не была замужем, он повысил голос, — я и не убегал бы, может, что-нибудь и произошло бы, а, Талли?
Талли открыла рот, чтобы возразить, и неожиданно поняла, что ей нечего сказать.
— Ладно, — сказала она, вставая. — Пошли смотреть на твои вишни.
Они молча шли вдоль Потомака.
Талли натерла ноги. Она сняла свои белые босоножки и некоторое время шла босиком, но галька и грубая мостовая ранили ее пятки, и она пошла по траве, но порезалась о листья, и ей пришлось опять обуться.
Под конец Джек взял ее на руки и понес, а она прижалась к нему щекой.
— Я буду звать тебя — мой дикобраз, — прошептала она.
— Осторожнее, дикобразы оставляют в своих жертвах иглы, — заметил Джек.
Талли потерлась о него лицом.
— Тогда оставь во мне немножко, Джек, — сказала она.
Они пересекли дорогу и подошли в темноте к Бухте приливов. Там расположились странные сборища людей — на обочинах,
— Джек, — Талли взяла его под руку. — Может, мы лучше встанем завтра пораньше и приедем сюда, чтобы посмотреть на цветущие вишни?
— Конечно, — согласился Джек, подзывая такси.
— Итак, Талли, — сказал он, когда они уселись в машину, — объясни мне, зачем ты притащила меня в это гнездо наркоманов? — Он показал на улицу, по которой они только что шли.
— Ведь это не я тебя несла, — возразила Талли, чувствуя себя теперь гораздо лучше.
Они поужинали во французском ресторане в Джорджтауне.
— Хочешь продолжить разговор? — спросил Джек. — Как нам теперь жить дальше?
Талли вздохнула. Странно, но она не хотела продолжать тот разговор. Она не была готова к упрекам Джека. Она считала, что только она имеет право быть недовольной.
Джек повторил вопрос.
— Я не знаю, Джек, — сказала она, помедлив. — Я не думала, что ты хочешь чего-то конкретного для нас с тобой.
— Верно. И ты тоже не хочешь ничего конкретного. Впрочем, — заметил он, — это не совсем так. Ты хочешь, чтобы я болтался в Топике и приходил к тебе на свидания по воскресеньям. Но, Талли, в Канзасе зимой холодно. Кроме озера Вакеро, нам и пойти-то там некуда.
— Мы могли бы пойти куда-нибудь еще, — неуверенно возразила она.
— Куда? В «Бергер Кинг»? Или в мотель с почасовой оплатой?
Талли выпрямилась.
— Черт знает что. Я не думала, что ты можешь быть таким занудой.
Он усмехнулся.
— Ты сама не знаешь, чего ты хочешь!
— Я прекрасно знаю, чего хочу, — сказала она неуверенно. — А ты знаешь, чего хочешь?
— Тебя. Вот и все. Больше ничего. Но с этим у нас проблемы. Почему?
«Потому! — хотелось ей крикнуть. — Ты все время уезжаешь и разбиваешь мое сердце на мелкие осколки, отбирая у меня желание жить, заставляя хотеть скитаться по свету в поисках тебя. Когда тебя нет, я становлюсь такой же тоскливой, как поля вечером. Вот почему».
— Потому что ты все время уезжаешь, — сказала она тихо.
— Я целое лето провожу в Топике.
— Ты все время уезжаешь, — продолжала она. — И я тоскую по тебе. Я не знаю, вернешься ли ты.
— Я звоню тебе почти каждую неделю!
— Ты все время уезжаешь, — упрямо повторила она.
Они давно перестали есть, и все, что лежало на их тарелках, уже остыло.
— Да? А что мне, остается делать, Талли Мейкер? Что, посоветуй? Хочешь, чтобы я жил с матерью и виделся с тобой по воскресеньям в церкви? За ланчем в будни? По субботам, когда тебе удается отделаться от Шейки? Или приезжать сюда раз в год на два дня? И что же ты предлагаешь мне?