Талли
Шрифт:
— Нет, мама, я слишком устала, — сказала она.
Талли звонила на работу сначала каждый день, потом через день, потом только по понедельникам и четвергам, потом только по пятницам, но даже это давалось с трудом. Телефонные разговоры были мучительны. Алан, к которому перешли все дела и обязанности Талли, каждый раз спрашивал ее, когда она собирается вернуться на работу, но Талли нечего было ему сказать.
И в самом деле, когда? Она скучала по своей работе. Не столько по самой работе, конечно, сколько по малышам. Алан говорил, что дети все время спрашивают про нее. Но как же она вернется к ним,
В начале марта с Хеддой Мейкер случился еще один удар. Она почти не могла двигаться, и снова пришлось нанять круглосуточную сиделку. В доме опять появился неприятный запах. Но теперь Талли почти не замечала этого — она считала дни, кидалась на каждый телефонный звонок и каждый день с нетерпением ждала почту.
Джек писал часто. Правда, в основном это были открытки. Приходили и коротенькие письма. «Милая Талли, я работаю и скучаю по тебе. Как дела у тебя? Страшно соскучился по вам обеим. Не сиди все время дома и не мучай себя. Как Бумеранг? Возможно, удастся снять потрясающий дом. Стучу по дереву. Как продвигаются дела с разводом? Как я хочу, чтобы ты приехала! Джек».
Талли хранила его письма в «Калифорнии» под одной из кадок с пальмами. За три года там скопилось их немало.
Между тем «дела с разводом» не продвигались совсем. Талли даже не пыталась заговаривать об этом с Робином. Одна мысль о таком разговоре приводила ее в ужас.
Одной-единственной думой, заботой и печалью Талли был теперь Бумеранг. Она чувствовала, как что-то тяжелое, как пресс-папье, давит на нее, не позволяя двинуться с места.
И тогда Талли переходила из спальни Дженни в спальню с Бумерангом и ложилась рядом с ним. Она убирала с его сонного лица волосы и целовала его, целовала его ступни и ладони, целовала его, пока, он не просыпался и не бормотал:
— Мам, я же хочу спать.
Утром Талли вставала вместе с ним и, несмотря на возражения Милли, сама гладила ему одежду, одевала его, кормила завтраком. Когда он возвращался из школы, Талли встречала его на автобусной остановке, пока он не сказал ей в конце концов, что второклассников мамы уже не встречают и что ему стыдно. После этого Талли не ходила его встречать на остановку, но всякий раз выходила в сад и издали смотрела, как он идет по улице.
Она смотрела на него и думала: «Вот во что превратилась моя жизнь. Зима. Я одна. Муж на меня не смотрит. Любовник оставил меня, и я не знаю, вернется ли он. Моя дочь спит наверху. Сейчас зима. Только мой мальчик и я на улице. Я выгляжу старой, усталой и толстой. Я выброшена жизнью. — Она посмотрела на свои запястья и подумала о Дженнифер. — Больше у меня никогда не будет детей. До конца жизни мне придется принимать гормональные препараты. Каждый день я сижу здесь в саду, отмораживая себе зад, и смотрю на восьмилетнего мальчика, которому скорее всего нет до меня дела. Я сижу здесь и стараюсь представить себе, будет ли тосковать этот мальчик по своей маме, если она вдруг возьмет и уедет?»
3
В середине марта Бумеранг попросил Талли, чтобы она поехала в Манхэттен на футбольный матч с его участием, — это был бы один из подарков ко дню его рождения. Талли согласилась. Бумеранг очень волновался, целыми днями говорил только об этом, а в последние два-три дня
— Я хочу произвести на маму впечатление, — говорил Буми. — А то она никогда больше не поедет.
Талли рада была оказаться в обществе своих мужчин, и даже Робин казался в тот день повеселевшим.
— Как бы Дженни не замерзла на улице, — сказал Бумеранг по дороге в Манхэттен, — сегодня ветрено.
— Не замерзнет, Буми, — сказал Робин. — Ведь ее держит мама, а наша мама — это настоящая печка.
— Да, правда, мам, ты печка. Я помню, в больнице ты была такая горячая. Прямо огненная.
Талли с Робином переглянулись.
— Теперь я уже не такая горячая, Бумеранг, — сказала Талли. — Теперь я поостыла.
— Робин, мам, Робин, — поправил ее Бумеранг.
Поначалу все складывалось хорошо. Правда, дул сильный порывистый ветер, мяч постоянно уносило за пределы поля. Талли, держа Дженни в нагрудной сумке, горячо болела за команду Буми и то и дело подскакивала на скамейке. Бумеранг провел голевую передачу, и его команда выиграла со счетом 1:0.
Потом отцы мальчиков сами захотели немного поиграть. Талли и Бумеранг сидели в первом ряду и смотрели на Робина, бегавшего по полю в спортивных трусиках. «Его ноги не очень-то красивы, — подумала Талли. — Смуглые, в бугристых мышцах». Ей вдруг представилось, что и у Бумеранга будут такие же ноги, когда он вырастет, ведь он был очень похож на отца.
В перерыве, когда Робин подошел к ним, Талли сказала ему:
— В этих трусиках ты выглядишь очень сексуально.
— Правда? Спасибо за комплимент.
Талли захотелось, чтобы он нагнулся и поцеловал ее, но он не поцеловал. Подошла сестра Робина Карен и села рядом с Талли.
— Твоим мальчикам, кажется, очень хорошо вместе, — сказала она после обычных слов приветствия. — А у тебя как дела?
— Как всегда, — ответила Талли.
— Робин говорил, у вас были какие-то проблемы. Значит, теперь все в порядке?
— Все отлично, — сказала Талли. «Если не считать того, что у меня никогда больше не будет детей, — подумала она, — и что мысль о том, что мне придется оставить сына, затягивает меня на дно Марианской впадины».
— И вы не собираетесь разбегаться?
— Нет, конечно, — ответила Талли машинально. Ее внимание было приковано к молодой женщине, разговаривавшей с Робином.
«И не холодно ей в такую погоду в шортах? Судя по всему не холодно. Хотя и не похоже, что она играла в футбол». Талли вытянулась вперед, чтобы лучше видеть. Робин держал дистанцию, но вот женщина шагнула к нему, подсмотрела, улыбнулась…
У Талли сжалось сердце, и на какое-то мгновение она опустила глаза. Но только на какое-то мгновение. Ей нужно было видеть.
— Гм, Карен, — Талли очень хотелось, чтобы это прозвучало как бы между прочим, — а с кем это Робин разговаривает?
Карен посмотрела на поле:
— Я не знаю. То есть я не знаю, как ее зовут. Но она все время здесь вертится. Она подружка вон того, — Карен показала на одного из мужчин на поле, — вон того парня, кажется.
Но Талли уже не слушала. Она не могла спокойно сидеть на месте. Она вскочила со скамейки и принялась мерить ее шагами.