Там, где мы служили...

Верещагин Олег Николаевич

* * *

Большегрузный грузовик — новенький «сису» с большущей коробкой как бы не ещё более нового вихревого двигателя и рисунком в виде чёрно-золотой кабины старинного грузовика на передке [50] — подобрал Кайсу около посёлка Рованиеми, сразу за городской окраиной. Белобрысый молодой мужик со знаками различия специалиста 1-го класса на расстёгнутой тёплой куртке буркнул, еле повернув голову:

— Куда? Я в Ивало.

— Мне до Киттиля, — сообщила Кайса, забрасывая в кабину мешок.

50

Эмблема

Дорожного Императорского Гражданского Корпуса Русской Империи.

— Садись. До Седанкюля.

«Сису», мягко ворча, помчался через болотистые леса, заваленные снегом чуть ли не по верхушки старых сосен — по ровному, высоко поднятому полотну недавно проложеной дороги, почти мгновенно набрав более чем стокилометровую скорость. Водитель молчал, и Кайса, устроившись удобней на сиденье, довольно подумала: «Вот и хорошо. По крайней мере, у нас умеют молчать… единственое место на всё белом свете!»

Девушка улыбнулась своим мыслям и стала сонно глядеть в окно.

* * *

— С фронту, значить.

— С фронта, — Олег повыше поднял меховой воротник тёплой куртки. Конь бежал резко, и ветер швырял в лицо мокроватый снег. Дороги в округе завалило этим снегом, но старому возчику, подобравшему парня на вокзале, как видно, было всё равно — он временами погонял коня, и тот шёл себе и шёл рысью-шагом-рысью-шагом. Старик между тем ловко склеил, управлясь фактически одной рукой, самокрутку, и Олег невольно улыбнулся. Это простейшее действие, уже давно им не виденное, ясней ясного говорило, что он — дома; те немногие из местных, кто курил, курили именно самокрутки с крепчайшим самосадом. Дед заметил эту улыбку, но не обиделся, а, заклеив своё произведение языком, добродушно сказал:

— Угостил бы, коли так, сигареткой.

— Да не курю я, — почти с сожалением сказал Олег — ему хотелось угостить старика.

— Ну-ну… это правильно… С югов, что ль? — дед прикурил от дорогой зажигалкм и скомандовал добродушно: — Н-ны, холера!

— Из Африки.

— Из Африки, — дед ухмыльнулся. — В Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы…

— Не видел, — признался Олег. — Ни горилл, ни крокодилов…

— Да это я так. Стихи были такие. В школе учился — читал. Я знаешь, когда в школе учился? Не поверишь — мне, когда Третья Мировая началась, тридцать семь было. Вот и считай.

— Это вы ещё генерального секретаря Брежнева застали? — быстро припомнив уроки истории и посчитав в уме, спросил Олег.

— Краешком застал… Ну а как там, в Африке? Как война-то?

— Кончаем понемногу…

— Хорошо бы, — вздохнул старик. — Сколько можно воевать-то… Только боюсь я, парень, быстро всё равно не кончится. Вот полгода назад, ты подумай — даже в наши места банда пробралась… — он повернулся к парню, внимательно его оглядел и кивнул: — Ты, главное, не трусь там. Чести русской не посрами. А умеючи — оно и чёрта бьют!

Олег искренне рассмеялся и кивнул:

— Это точно!

* * *

Джек и Витька сошли с парома в Саратовском заливе, на морском вокзале. С моря дул сырой холодный ветер, серые волны катились с юга, вздыбливались около новенькой гранитной отмостки и дробились у прикрывающих вокзал молов. Мальчишек

долго мотало — с самого Бакинского — а ни тому, ни другому море не нравилось. Витька кроме того ещё боялся, что у Джека испортится настроение и он начнёт жалеть, что поехал с ним, Витькой. А ещё — добавочно — боялся и того, как покажется дома. Конфедеративный штурмовик в этот момент как бы исчезал, оставался Витька Ревок из Тамбова, который боялся, что ему достанется от родителей за провиности.

Угу. За то, что без спросу сбежал на войну.

Смешно.

Но Джек выглядел вполне довольным. С явным удовольствием задрал голову, разглядывая высокие Г-образные с длинными овальными прорезями мачты струнника. Сказал уважительно:

— А у нас такого ещё нет…

— А тут тоже не было, — удивился Витька. — Отсюда в Тамбов ходили автобусы… раз в день, что ли, не помню… Ух! — лицо его сделало радостно-удивлённым. — Неужели на струннике можно доехать?

— Так вон, куда-то по крайней мере поехали, — Джек проводил взглядом скользящую по тросу капсулу, поблёскивающую широкими окнами — она отошла от мачты, чуть «кивнула» и, стремительно набирая скорость, помчалась прочь, рождая гулкий негромкий посвист. — Чего стоять-то просто так, пошли узнаем.

Сошедшие с парома сразу за охраняемыми воротами вокзала, возле памятника в виде накренённого большого якоря, прислонёного к старой орудийной башне с двуствольной скорострелкой, делились на несколько потоков. Основной утекал прямиком в улицу — метрах в ста от памятника, за чёрным молодым парком. Кого-то ждали экипажи или даже машины. Но к основанию мачты струнника тоже шли люди — там оказался небольшой домик с эмблемой в виде серебряного крылатого колеса [51] и надписью

51

Эмблема Императорского Корпуса Гражданского Транспорта Русской Империи.

Ниже бегущая строка настойчиво оповещала —

ОТПРАВЛЕНИЕ ВАГОНА В НОВГОРОД ВЕЛИКИЙ КАЖДЫЕ 30 МИН.

— и прыгали яркие зелёные точки на двойном циферблате электрического таймера, отсчитывая секунды и минуты между рейсами.

— Поедем! — уже откровенно обрадовался Витька, почти подпрыгивая. — Не может быть, чтобы в Тамбов линию не потянули, у нас уже строили, и как раз на юг… Здорово! Джек, а ты на струннике ездил?

— Да нет же, говорю, у нас ещё не строят таких, — Джек удобней устроил на плече мешок. — Будет, что дома рассказать. Чёрт, она здоровая!

Оба задрали головы. Мачта возносилась вверх на высоту не менее чем двадцатиэтажного дома, несущая струна отсюда, снизу, казалась прерывистым серым отблеском. Они какое-то время с восторгом рассматривали казавшуюся на расстоянии тонкой, а вблизи — могучую несущую ферму, потом, опомнившись, заспешили за билетами к зданию.

Расписание было вывешено в витрине рядом с дверью. Витька обрадованно угукнул, ткнул пальцем, найдя среди прочих промежуточных пунктов слово «Тамбов».