Там вдали, за рекой
Шрифт:
– Вадим Николаевич!
– удивился он.
– Какими судьбами?
– Может быть, сначала впустите меня в квартиру, Петенька?
– Заблоцкий отстранил Стрельцова, через кухню прошел в коридор, отворил ближайшую к нему дверь и остановился на пороге комнаты.
Судя по обстановке, это был кабинет. У окна стоял письменный стол и глубокие кожаные кресла, вдоль стен - застекленные шкафы с книгами, посередине комнаты - рояль.
Кабинет был отделен от второй комнаты аркой из мореного дуба с отдернутой наполовину занавесью из желтого штофа. За ней был виден край овального
Заблоцкий вопросительно посмотрел на Стрельцова.
– Квартира моего дяди, - понял его Стрельцов.
– Укатил в Париж, а я, как теперь говорят, вселился!
– Без ордера?
– А!..
– беспечно махнул рукой Стрельцов.
– Кто меня будет проверять? Живу, и все!
– И недурственно, должен заметить, живете.
– Чепуха, тлен, плесень!
– живописно тряхнул шевелюрой Стрельцов. Готов променять все на пыльный чердак!
– Однако не меняете?
– усмехнулся Заблоцкий.
– Вы стали злым, Вадим Николаевич, - обиделся Стрельцов.
– Шучу, - усмехнулся Заблоцкий и вынул из кармана маленькую коробочку. Достал из нее таблетку и обернулся к Стрельцову: - Вода в ваших хоромах найдется? Кипяченая, естественно...
– Водопровод не работает, - виновато развел руками Стрельцов. Обхожусь вином из дядиных запасов.
Стрельцов прошел в столовую, слышно было, как стукнула дверца буфета. Заблоцкий подошел к окну и посмотрел вниз, на мостовую. Паренек в картузе все еще стоял у подъезда. Заблоцкий нахмурился и задернул штору.
В комнату вошел Стрельцов, в руках у него была откупоренная бутылка вина и два хрустальных фужера. Заблоцкий взял у него один из фужеров и протер его своим носовым платком. Стрельцов усмехнулся, но промолчал и налил вино в подставленный фужер. Заблоцкий ловко закинул в рот таблетку и запил ее глотком вина. На вопросительный взгляд Стрельцова коротко ответил:
– В городе участились случаи холеры.
Не торопясь, смакуя, допил вино, поставил фужер на письменный стол, вытер губы носовым платком и спросил:
– Парадный ход действует?
– Конечно!
– с гордостью ответил Стрельцов.
– По ночам дежурим. Один дробовик на всех. С разрешения властей, разумеется...
– Прелестно!
– Заблоцкий удобно уселся в кресло.
– Итак, мой друг, вы теперь, некоторым образом, апостол юношества?
– В меня верят, Вадим Николаевич, и я должен оправдать это доверие, с достоинством ответил Стрельцов.
– На Руси - мрак, хаос, огненный вихрь опустошения. Одним он несет смерть, другим - радость!..
– Он зашагал по кабинету, как по освещенной рампой сцене, придерживая одной рукой ворот наброшенной на плечи тужурки, другой энергично жестикулируя.
– И в этом вихре сотни тысяч молодых сердец... Доверчивые, потрясенные, полуслепые, они ищут путей в неведомое завтра, которое открыла перед ними революция, и помочь им найти этот путь - мой священный долг, мой подвиг!
Стрельцов сжал ладонью лоб и залпом допил свое вино.
– Браво!
– Заблоцкий лениво похлопал в
– Ну-с, и какой же путь вы предлагаете этим заблудшим?
– Объединение молодежи без партий, без разногласий, без участия в политической борьбе, - с готовностью ответил Стрельцов.
– Чепуха, - жестко сказал Заблоцкий.
– Простите...
– растерялся Стрельцов.
– Не понимаю вас...
Заблоцкий встал, подошел к окну, отогнул краешек шторы, выглянул на улицу и вновь опустил штору.
– Вы предлагаете внепартийное объединение и забываете о рабочей молодежи, которая явно тяготеет к большевикам.
– Мы не забываем!
– начал горячиться Стрельцов.
– Мы протягиваем им руку!
– А они ее не берут, - усмехнулся Заблоцкий.
– Налейте мне еще каплю вина.
– Он достал из коробочки вторую таблетку, проглотил, запил вином и устало сказал: - Давайте говорить серьезно, Стрельцов. Вам известно, что есть решение организовать в Союзах молодежи фракции коммунистов?
– Коммунистов?!
– возмутился Стрельцов.
– Неслыханно!
– И тем не менее.
– Заблоцкий прошелся по комнате, остановился перед Стрельцовым и, глядя куда-то поверх него, сказал: - Ваших овечек начинают прибирать к рукам. Пока не поздно, бросайте свои бредовые идеи о беспартийном союзе и действуйте.
– Он помолчал, поправил очки и добавил, очень серьезно, как равный равному: - Вам никогда не приходило в голову, что молодежи как таковой свойственна некоторая склонность к анархизму? Или, скажем мягче, чрезмерное преувеличение своих сил и возможностей? Надо столкнуть лбами некую партию и тяготеющую к ней рабочую молодежь. О подробностях мы еще поговорим. Попробуйте начать с благотворительности. Ваши будущие друзья сидят на макухе и пайковой селедке. Вино, вкусная пища, случайно зашедшие на огонек девушки - совсем неплохо! Деньги вы получите.
Заблоцкий встал, собираясь уходить. Будто случайно, опять отогнул угол шторы, выглянул на улицу. Потом небрежно сказал:
– Да, кстати. Нам вскоре понадобится ваша квартира. У вас часто бывает молодежь, так что приход трех-четырех человек останется незамеченным.
– Это что же, явка?
– вскинул голову Стрельцов.
– Нет, Вадим Николаевич. Это вне моих убеждений.
Заблоцкий снял очки и, сощурясь, посмотрел на Стрельцова. Потом изящно и легко взмахнул кистью руки, будто сметая паутину:
– Бросьте, Стрельцов! Вы уже давно поняли, с кем вам по пути и с кем бороться. Проводите меня.
Он двинулся к двери, но в это время в глубине коридора, со стороны парадного хода, слабо звякнул колокольчик звонка.
– Минутку, Вадим Николаевич, - остановился Стрельцов.
– Я только открою.
– Погодите!
– Заблоцкий отступил к кухне, потом передумал и, усмехаясь, сказал: - В Чека не звонят. Стучат или взламывают. Открывайте!
Стрельцов испуганно взглянул на него: шутит или всерьез, но по лицу Заблоцкого понять этого было нельзя, и Стрельцов направился к входной двери. Щелкнул замком, загремел цепочкой и впустил в квартиру девушку в гимназическом форменном платье, с длинной косой.