Там вдали, за рекой
Шрифт:
Женька таращил слипавшиеся глаза и бормотал:
Орлиная стая, бунтарская стая
В полет устремилась, в пути вырастая...
Стрельцов вернулся и обеспокоенно сказал:
– Вот что, Евгений Гомерович, я вынужден вас покинуть.
– Еще две строчки!
– решил выдержать характер Женька.
– Я вас догоню, Петр Никодимович.
– Не забудьте захлопнуть входную дверь.
Стрельцов обмотал шею шарфом и, на ходу надевая студенческую шинель, вышел из комнаты.
Женька откинулся на спинку
– Орлиная стая, в пути вырастая... И нет ей преград на пути!.. Преграды у меня уже были...
Женька засыпал и ничего не мог с собой поделать. Две ночи подряд он дежурил в домовой охране. Подменял заболевшего отца и отбывал свое дежурство. Днем отстаивал очереди за хлебом и пшеном. А теперь еще этот коньяк на голодный желудок!
– Еще минуточку, и я пошел!
– уговаривал себя Женька и блаженно закрывал глаза.
– Уже иду!
– бормотал он и все ниже и ниже сползал со спинки кресла.
Мигнул и погас догоревший огарок свечи. Но Женька этого не видел. Он спал.
Стрельцов спустился по черной лестнице, прошел через двор, осторожно распутал цепь, на которую закрывались ворота, вышел под арку и вгляделся в пустынную улицу. На противоположной стороне он увидел человека, прижавшегося к стене дома, и негромко окликнул:
– Вадим Николаевич!
Заблоцкий быстро пересек дорогу и укрылся под аркой.
– Это ни на что не похоже, Стрельцов!
– сказал он сердитым шепотом. Мы же договаривались, что лампа должна стоять на окне в столовой. А у вас она то в столовой, то в кабинете, то невесть где!
– Виноват...
– тоже шепотом оправдывался Стрельцов.
– Забыл.
– Такие вещи не забывают!
Заблоцкий протиснулся в узкую щель между створками ворот, по стенке, чтоб не видели из окон, дошел до железного козырька над подъездом, нырнул в дверь и начал торопливо подниматься по крутым ступеням черной лестницы.
– Почему так поздно зажгли лампу?
– Заблоцкий снял фуражку и вытер лоб платком.
– Я был не один...
– пробормотал Стрельцов.
– Девицы!
– пренебрежительно фыркнул Заблоцкий.
– Женя Горовский... Гимназист... Сочинял воззвание к молодежи, объяснил Стрельцов и, словно это могло оправдать его в глазах Заблоцкого, добавил: - В стихах!
– Неужели нельзя было отделаться от него раньше?
– остановился на площадке третьего этажа Заблоцкий.
– А если бы он еще час марал свои вирши?
– Как-то неловко было...
– возился с ключами Стрельцов.
– Сказал бы я вам, что ловко, а что нет!
– отстранил его Заблоцкий и первым вошел в кухню.
– Я принесу свечу, - шагнул следом за ним Стрельцов.
– Не надо.
Заблоцкий вынул из кармана коробок и, одну за другой зажигая спички, прошел коридором, потом, через кабинет, в столовую.
– Там прохладно, Вадим
– Это прибавит вам бодрости, - съязвил Заблоцкий.
Он подошел к окну, передвинул лампу на середину и вывернул фитиль.
– Вы кого-нибудь ждете, Вадим Николаевич?
– осторожно спросил Стрельцов.
– Я никогда никого не жду, - жестко сказал Заблоцкий.
– Если меня не вынуждают делать это! За оружием приходили?
– Нет. Никого не было.
– Стрельцов даже не скрывал своего страха.
– А если вдруг обыск? Я боюсь, Вадим Николаевич!
– Пейте валерьянку, - посоветовал Заблоцкий.
– Винтовки спрятали?
– Да.
– Где?
– В ванне.
– Идиотство!
– Но туда не заходят, Вадим Николаевич!
– Зайдут, - пообещал Заблоцкий.
– И перепрятывать будет уже поздно.
В дверь черного хода постучали.
– Не открывайте!
– приказал Заблоцкий и прислушался.
В дверь постучали еще раз. Осторожно, но настойчиво. Стук был условным: три раза подряд и два с перерывом.
– Дайте лампу.
Заблоцкий взял из рук Стрельцова лампу, быстро прошел через кабинет и вышел в коридор. Стрельцов заторопился за ним, задел в темноте вазу, и она с грохотом полетела на пол.
– Что там у вас, Стрельцов?
– крикнул из коридора Заблоцкий.
– Фамильный фарфор, Вадим Николаевич, - отозвался Стрельцов.
– Ваза и еще что-то... Вдребезги!
Женька заворочался во сне, но Стрельцов уже шел по коридору к кухне.
"Как близко стреляют..." - подумал Женька, открыл глаза и чуть не закричал от испуга: он был заперт в какой-то тесной клетке! На уровне головы виднелась деревянная стена с ввинченным в нее кольцом. "Для цепей!" - решил Женька. Локти упирались в другие две стенки, за спиной была третья. С трудом он сообразил, что во сне сполз с кресла и голова его теперь упирается в тумбу письменного стола. Кольцо это от ящика, с боков подлокотники, а сзади - спинка кресла. Женька потер занемевшую шею и решил, что пора выбираться на свет божий, но в коридоре послышались шаги и приглушенные голоса. Сейчас сюда войдут люди и увидят, что он выползает из-под стола, как последний пьяный забулдыга. Позор! Женька опять спустился на пол.
В кабинет вошел Заблоцкий, высоко поднял лампу, огляделся и обернулся к стоящим в дверях женщине в клетчатой накидке с пелериной и человеку в темном пальто и шляпе.
– Никого!
– сказал Заблоцкий.
– Вам показалось, Павлов.
– Пуганая ворона, говорят...
– усмехнулась женщина и откинула вуаль на шляпке.
– Мне не до шуток!
– огрызнулся Павлов.
– На Литейном засада, на Рождественской тоже... И фельдшер не вернулся!
– Мог задержаться на той стороне, - пожала плечами женщина.