Таверна "Зелёная фея"
Шрифт:
Виара шмыгнула носом. Она не плакала, но слезы были совсем рядом, и нос её стал чуть розовым, как у кролика.
— Глупо было надеяться, что я кому-то нужна…
Ольф вскочил так резко, что стул отскочил и с грохотом повалился.
— Робб, ну и свинья же ты! — воскликнул он. Подошёл к Виаре, обнял её за плечи, и она уткнулась ему в грудь. Робб почувствовал слабое недовольство: тянет мальчишка руки, куда не следует, да только и не выскажешь ему теперь ничего. Он вздохнул, уронил голову на руки.
— Вот что вы от меня хотите, а? — произнёс он глухо.
— Чтобы ты боролся, —
— Я не хвастал, — так же глухо отозвался Робб.
— Но так и веди себя, как разбойник!
Робб устало поднял голову.
— Ты хоть раз разбойников видел? Что ты такое несёшь? Это не романтики со шпагами, а мерзавцы, которые у вдовы с семью детьми последнее отберёт.
— Хорошо, —не сдавался Ольф. — Тогда веди себя, как человеческий самец. Вы же любите выяснять, кто сильнее, вот и докажи, что ты лучше этого мягкого человека в повозке.
— Можно подумать, вы, коты, не меряетесь, у кого хвост длиннее. Всё, — Робб распрямился, потёр лицо ладонями, — хватит. Завтра закончу дела и буду собираться в дорогу. Без меня вам будет лучше.
Он осмотрел кухню: старые занавески на окнах, за которыми чернела ночь, масляную лампу, стынущее гороховое пюре и сожженные куски мяса, стол, усыпанный капустой — всё, что заставило чувствовать себя, как дома, что начало размягчать его сердце, как горячая вода размягчает старую мозоль. Нет, не заслужил он ни тепла, ни уюта, ни дочерний любви девчонки.
— Ты не можешь уйти, — вдруг заявила Виара. Глаза её были красными, голос — гнусавым, но в нём слышались отголоски гнева. — У тебя есть долг, помнишь?
— За мою жизнь? — обреченно выдохнул Робб. Сам же сказал, дурак, сам дал ей все карты на руки.
— Нет. Тридцать агортов Космине. Ты уйдёшь, не отдав бедной женщине долг?
Верно, а он и забыл. Космина, высокая, статная, весёлая и сильная. У него сжималось сердце от одной только мысли о её улыбке. Или крутых бёдрах, он так и не решил, что сильнее запало ему в душу. Ещё один пункт в список того, чего он не достоин. Идея с таверной была все-таки по-настоящему скверной, потому что теперь на душе у него скребутся какие-то бурундовы твари и выворачивают сердце наизнанку, а от этого портится сон и аппетит. Робб хмурился, строго смотрел на Ольфа и Виару, вцепившихся друг в друга, словно они тонут, пытался что-то придумать, но потом вздохнул и сдался.
— Ты права, девочка, долг придётся вернуть, — сказал он. Виара просияла, Ольф хитро хмыкнул. — Но потом я уйду!
Втроём они вышли в разгромленный зал, встали бок о бок, созерцая. Еще час назад таверна сияла чистотой, была наполнена светом и радостными голосами. Теперь-то понятно, что радовались они предстоящему разорению таверны. Недавно в ней пахло жареным мясом и мёдом, и деревом, и травами. Теперь же зал являл собой печальное зрелище: мебель валялась на полу, часть была сломана, все вокруг покрывали объедки и липкие лужи, к которыми уже успела пристать грязь. Одна из ставен треснула, когда Робб отправил своего противника в неё головой, и трещина напоминала свежий шрам.
— Что ж, работы здесь много, — протянула Виара.
— Завтра займёмся, — отозвался Робб,
— Нет уж, — Виара упрямо мотнула головой. — Завтра мы спустимся в чистый зал, сделаем завтрак и покушаем, как приличные эльфы. И ничто не будет нам напоминать о сегодняшнем позоре.
— Мебель мы сейчас не починим, — ворчливо напомнил Робб.
— Перестань. Ты же понимаешь, что я это для красивого слова сказала. Ну давайте, пожалуйста, просто немного уберемся. Ради меня.
Ольф пошёл первым, и Робб подумал, что этот кот-переросток по какой-то причине готов идти за Виарой на плаху, что уж говорить о банальной уборке. Он покачал головой, удивляясь отчасти собственной поддатливости, но больше всего — удовольствию, которое вдруг появилось при мысли о том, что они все вместе будут приводить в порядок своё жильё. Они отмоют его от грязи, что оставили эти свиньи, починят стулья, замажут глиной ставни, а Виара подправит рисунок на обратной стороне. Сделают всё вместе.
— Ольф, это всего лишь опрокинутый стол, чего ты кряхтишь над ним? — проворчал Робб. — Давай сюда, сам сделаю.
За окном стояла глубокая ночь, но ставни надёжно скрывали жителей таверны от болезненно бледного месяца и от теней, что парили над дорогой, покачиваясь из стороны в сторону и стеная об одним им известной беде. Они были там, за стенами, а внутри горели две небольшие лампы, и Виара мыла пол, стулья и даже стены, напевая под нос песенку на незнакомом языке. Иногда она поднимала голову, убирала волосы со лба тыльной стороной руки и улыбалась. Ольф тогда перехватывал её взгляд и улыбался в ответ. Ему быстро стало жарко, и он избавился от своей куртки из мягкой кожи. Под ней оказалась льняная рубаха с оторванными рукавами, которая оставляла открытыми худые руки с ярко очерченными мышцами и бугрящимися венами. А потом Робб замечал их переглядки и делал едкое замечание Ольфу, и тот возвращался к работе.
Дело спорилось, и когда они закончили уборку, небо оставалось ещё тёмным, лишь у горизонта оно едва-едва выцвело — ещё не рассвет, только предчувствие его. Виара оглядела таверну с глубоким чувством удовлетворения.
— Спасибо, — выдохнула она. — От всего сердца. А теперь я пойду отдыхать, иначе упаду здесь же замертво.
— Хорошая идея, — согласился Ольф. — Я с тобой.
Виара быстро поднялась по лестнице, но Ольфу последовать за ней не получилось: Робб ловко схватил его за ворот, не давая вырваться.
— Куда это ты собрался? — спросил он.
— Спать. Дядя Робб, я устал так, что не чувствую лап, — он поморщился, и даже уши прижал к голове.
— И где ты спать собрался?
— Где обычно. Обращусь в кота и…
— Э, нет, парень, больше ты в комнату Виаре не зайдёшь, — Робб погрозил ему пальцем.
— Почему?!
— Потому что я теперь знаю, что ты не просто кот, — усмехнулся Робб. — А еще потому, что я тоже был молодым. Ей можешь сколько угодно чушь плести, но я-то не девчонка. Так что выбирай любой коврик, он будет теперь твоей кроватью. Но только после того, как мы уберем кухню.