Тайфун. Записки из Китая

Босев Крум

Но сейчас, во время работы ярмарки, гостиница переполнена.

В каждом номере несколько портретов и бюстов разных размеров и разных видов. В каждом коридоре в специально отведенном углу лежат «красные книжечки», брошюры, бюллетени Синьхуа, значки. Холлы и фойе празднично оформлены, много красного цвета, больших и маленьких бюстов, портретов, повсюду лозунги и цитаты — все одного человека.

Появился представитель туристического бюро. Уточняем программу.

— Общий осмотр города?

— Хоросо…

— Павильоны ярмарки?

— Хоросо, хоросо…

— Мы хотели бы посетить какой-нибудь завод, какую-нибудь коммуну, ознакомиться

с жизнью обыкновенных людей, тружеников.

— Я согласую.

— Мы хотели бы посетить какой-нибудь музей, галерею. Посмотреть произведения старинного китайского искусства.

— Хоросо… — И вдруг будто что-то вспомнил. — Нет… Невозможно.

— Почему же наши сотрудники побывали в таком музее?

— Это было до «культурной революции». Сейчас музеи реставрируются, — и добавил. — Мы будем вас приветствовать в музее председателя Мао.

…И мы поехали по улицам города.

В последние дни город преобразился. Обычно осенняя Кантонская торговая ярмарка открывается в октябре. Но в октябре здесь шли «бои» между различными организациями хунвэйбинов, которые продолжались и в ноябре. В результате открытие ярмарки было поставлено под вопрос, однако не открывать ее — спустя полтора года после начала «революции», «большого тайфуна» — было нельзя, поскольку это могло быть воспринято как свидетельство продолжения борьбы внутри страны и бессилия навести порядок.

Именно этого «Центр» и не хотел.

Запись в блокноте:

«19. Х.67 г.

Сообщение о том, что на улицы Кантона вышли танки, вряд ли дает основание говорить о перевесе оппозиционных сил. Борьба действительно была продолжительной и ожесточенной, но она уже утихает. По крайней мере в настоящее время. Использование бронированных частей объясняется стремлением быстро ликвидировать сопротивление, навести порядок по крайней мере сейчас, накануне открытия выставки. Этим и объясняется желание сделать все возможное, даже использовать войска и танки, но обеспечить открытие выставки».

«Штаб» в Пекине дал команду, а высшее военное начальство провинции Гуандун привело ее в исполнение. Хунвэйбинов и цзаофаней заставили сложить оружие и сдать его на армейские склады. Сами они были удалены в окрестности города. Город патрулируют военные, солдаты несут вахту у правительственных учреждений, у павильонов ярмарки, возле гостиниц и вокзалов. Рабочие и солдаты разбирают баррикады и заграждения из кирпичей и камней на улицах, балконах и крышах домов. Вставляются разбитые во время уличных схваток окна, закрашиваются стены, убираются обветшалые плакаты, дацзыбао и прокламации, нормализуется движение городского транспорта.

Лишь после этого официально сообщается об открытии ярмарки. «15.XII.67 г.

Кажется, сделано все, чтобы придать городу праздничный вид, восстановить порядок. По крайней мере на время работы ярмарки. Однако следы все же остались: на облике города, на лицах людей. Стены почищены, фасады перекрашены. Однако в отдельных местах кто-то снова разрисовал их красной краской, повесил плакаты и дацзыбао. Город посерел, потемнел. Люди молчаливы. Воздух пропитан нестерпимым запахом чего-то прокисшего и перекисшего, чего-то застоявшегося, неприятных испарений. Жемчужная река — Чжуцзян — совсем непохожа на жемчужную даже в это солнечное и прохладное предобеденное время. Какой там жемчуг? Мутные воды реки словно не текут, а стоят на месте, потемнели от черных джонок. Джонки — убогое жилище, в которых живет никому точно не известное число кантонских

семей. Когда-то, до освобождения, их было более 60 тысяч. Наш гид из туристического бюро говорит, что сейчас это число значительно уменьшилось. Но разве он мог сказать иначе? Джонка — это небольшая деревянная лодка, над которой на скорую руку сделана крыша. Дуют ветры, хлещут тропические дожди, налетают разъяренные, мутные волны, разносится тяжелый гнилой и застоявшийся запах, но человек вынужден жить здесь, как и вся его семья. Он здесь появляется на свет, здесь вырастает, женится, рожает детей и здесь… умирает. Здесь же, на этой, или на соседней, или на какой-то другой джонке, жили и умирали его деды и прадеды.

Сам город представляет собой странную смесь европейских и традиционно китайских архитектурных стилей. Широкие бульвары и небольшие, живописные улочки. Тротуары с навесами защищают от нестерпимой тропической жары и от тропических проливных ливней. В городе масса магазинчиков, сотни, тысячи магазинчиков…»

Вечером беседую с французским торговцем. Разговариваем в баре гостиницы, расположенном на самом верхнем этаже, под крышей. Торговцы и торговые посредники почти все мужчины. После сытного ужина внизу, в ресторане гостиницы, они поднялись сюда, в бар. Темы их разговоров — ассортимент и качество, цены, торговые возможности, перспективы и рынки.

С этим французом я познакомился в одном из павильонов ярмарки. В расстегнутой рубашке, вспотевший, он спорил о чем-то со своими китайскими партнерами и с присущим французам темпераментом вставал, вынимал какие-то книжки из своего портфеля, показывал образцы, затем опять садился и писал что-то порывистым, торопливым почерком. Порывисто и торопливо он разговаривал сейчас и со мной, словно хотел убедить меня в том, в чем я и так был убежден:

— Революция революцией, мон шер, а торговля торговлей. Китайцы всегда были торговцами.

И чтобы окончательно убедить меня, быстро достал из портфеля американский журнал «Бизнес уик» и сунул мне в руки.

— Прошу, прочитайте.

— Я не владею английским.

— Тре бьен… Тре бьен, мон шер. Я прочитаю: «Китай готов торговать хоть с дьяволом…»

— Китай готов, но готовы ли хунвэйбины? — заметил я в шутку. Он, видимо, не понял моей шутки, снова открыл портфель, быстро перебрал вырезки в какой-то папке и торопливо, как будто его кто-то подгонял, воскликнул:

— Неужели вы не читали о том, что сказал Чэнь И делегации Либерально-демократической партии Японии? «Китайская политика определяется правительством, а не хунвэйбинами». Это сказал не кто-нибудь, а Чэнь И — маршал, заместитель премьера, министр иностранных дел Китая. И сказал он это совсем недавно, несколько недель назад.

Меня поразило не это высказывание — оно мне было известно, — меня удивила подготовка бизнесменов и не только в чисто торговом плане…

Бар как-то необычно притих, не умолкал лишь француз. Будто вспомнив о чем-то, продолжал:

— И это не болтовня, мон шер. Вот конкретные цифры. — И вновь начал рыться, на этот раз в кармане. — Вот конкретные цифры, — повторяет он и перелистывает записную книжку: — Только за первые семь месяцев 1967 года Китай импортировал из Англии, Федеративной Республики Германии, Японии и нашей страны товаров на миллиард долларов. Миллиард долларов… Много это или мало, судите сами. Но самое важное не это. Важна тенденция… Перспектива… И поэтому мы здесь. Важен не только сегодняшний день. Важнее завтрашний.