Тайгастрой
Шрифт:
Такой темной ветреной ночи не было давно. Густой снег засевал пространство, уже в двух шагах ничего нельзя было рассмотреть. Над рабочей площадкой висел странный вой, в истерике надрывалась сирена. Николай насунул поглубже на голову шапку и, пряча лицо от острого ветра, ринулся в темноту.
По дороге до завода было километра полтора; Николай решил сократить расстояние и побежал напрямик, через площадку, лежавшую между соцгородом и комбинатом, хотя знал, что на пустыре находились шурфы и разные выемки: здесь по первоначальному варианту строительства
Снег, казалось, густел с каждой минутой. Он образовал такую густую сетку, что ее можно было чуть ли не раздвигать руками. Первое время Журба пытался отыскать в темноте знакомые ориентиры: по проезжей дороге коновозчики подвозили к соцгороду, пока не выпал снег, песок и глину; горки того и другого оставались на пустыре; здесь же лежал штабель кирпича. Но, как ни напрягал зрение, ничего сейчас отыскать не мог. Кажется, он сразу же уклонился слишком влево. Николай остановился и прислушался: надрывалась сирена в паросиловом цехе, и несся откуда-то вой...
Он побежал наугад, на звук сирены. На губах таяли снежинки, он с жадностью слизывал пресные капли, утоляя мучительную после водки и консервов жажду.
«Скорее бы добраться... Скорее...»
Время, положенное на то, чтобы быть на месте, истекло. Значит, подстанция и ЦЭС находились где-то здесь. Однако показались очертания строений, которых он никогда не видал на пустыре.
— Что за дьявол! — громко сказал он. Его охватила злоба. Он круто свернул в сторону, и вдруг земля исчезла под ногами.
Инстинктивно распрямил руки. Мимо пальцев проскользнули какие-то прутья. Он ухватился за скользкую жердь и повис... Шапка свалилась. Волосы его стали жесткими, как проволока: он висел на перекладине, которой перекрывался шурф. Еще секунда — и он разбился бы, упав на дно глубокой выработки.
Слыша, как хрустит под тяжестью его тела жердь, Николай, весь мокрый, горячий, точно после бани, стал осторожно скользить в сторону. Была напряженная минута. Наконец он нащупал ногой землю. Рывок — и был спасен.
И вдруг он увидел пламя близ мартеновского цеха. «Проектная контора... Мерзавцы... Что творится!..»
Не думая больше о своем приключении, он что было силы побежал на огонь, который освещал западную сторону площадки.
В ту же минуту дорогу его пересекли трое, убегая к реке. «Подозрительно!» — подумал Николай и крикнул:
— Стой! Стой! Стрелять буду!
Никто не остановился. Уже можно было различать, что делалось вокруг. Николай побежал за высоким человеком, юркнувшим ранее других в сторону, к штабелю кирпича. Тогда вместе с розовым пламенем и сухим стуком Журба ощутил удар по левому локтю.
«Стреляет, гадина!» — подумал он и, насколько мог, ускорил бег. Черное пятно притаилось за штабелем. Николай налетел. В него еще раз выстрелили в упор. Пуля задела бок. Журба навалился и со всего размаху ударил бандита рукоятью револьвера по голове. Тот упал. Николай вцепился и в азарте ударил еще раз, уже на снегу. Потом
Лежачего человека узнать трудно, особенно если у него закрыты глаза. Журба сел. Дышал часто-часто. Когда отдышался, подумал, что самое трудное теперь — это притащить оглушенного к ближайшему посту. Попробовал волочить по снегу. Сил не стало. Тогда он снял с себя кавказский поясок, связал бандиту руки за спиной. Поясным ремнем связал ноги, потом обыскал его: в одном из карманов нашел электрический фонарик. Журба направил пучок света на лицо и узнал инженера Грибова, бывшего главу конторы «Рудметаллстрой», ныне начальника проектного бюро комбината.
— Вот ты каков! Подлец! — Николай ударил его по лицу.
Когда добрался к месту пожара, огонь метался по зданию проектного отдела. Ноги у Николая дрожали, как после болезни, не унимался простреленный локоть, болел бок. Он повел стрелка к Грибову, потом снова возвратился на заводскую площадку. Кроме команды пожарных, тушили пожар рабочие. Вода не подавалась, гасили огнетушителями, снятыми с лесов, тушили и снегом, вырезывая лопатами большие кубы. Электростанция не работала, мартеновцы освещались гигантским костром, в который превратились склады и строение проектной конторы.
— Самое ценное: проекты работ второй очереди комбината спасены! Мы вырвали из огня мозг стройки! — рапортовал возбужденный Митя Шах. Голову и руки Шаха покрывали мокрые тряпки. — Мы вытащили шкафы и организовали охрану. Там все полито керосином...
Несмотря на мокрое тряпье, у инженера были сожжены брови и волосы, от него пахло копченым окороком.
— Но что с вами? — спросил Митя, только теперь увидя пораненное лицо Журбы. «Несколько часов назад этот человек читал Маяковского», — подумал Митя и потянулся душой к Журбе. — Вы ранены?
— Меня укусила собака!.. Где Гребенников?
На кожушке Николая виднелось маленькое отверстие, сзади торчал выхваченный кусок кожи. То же самое было и на локте. Журба пошатнулся и чуть не упал. Митя Шах обхватил Журбу, но Николай пересилил себя, прислонился к столбу и сказал:
— Не беспокойтесь! Продолжайте тушить пожар. Соберите рабочих, усильте охрану чертежей и имущества. Я пойду в ЦЭС.
— Я с вами! Позвольте мне! Вы упадете!
— Я поручаю вам самое ценное! — строго сказал Николай и ушел, придавливая кулаком раненый бок. Но едва прошел несколько шагов, как из темноты вынырнул Гребенников.
— Где ты пропадал? Что с тобой? Они вывели из строя генераторы... Я арестовал пятерых... А здесь? Удалось хоть что-нибудь спасти?
— Чертежи спасены. Я поймал матерого волка...
Он задыхался. Пот ручьем стекал по его худому лицу.
— Кто это?
— Грибов!
В это время Ярослав Дух с коксового привел какого-то парня.
— Поймал на горячем: резал провода! Меня не проведешь! Я знаю, как принять меры!
Дух держал металлический прут, а на лице парня чернели полосы. Видно, Ярославу пришлось-таки принять меры...