Тайна дважды убитой
Шрифт:
Конечно, зацепка в голове у следователя была слабой. После кладбища он не обратил внимания на одну мелочь. «Нужно копать глубже» — подумал тогда Фёдор и ухмыльнулся своему каламбуру. Кому могло понадобиться тело? Человеку нездоровому. Одержимому. Маньяку, фетишисту.
Но это если мы бы говорили о болезненном состоянии. А что если допустить: преступник абсолютно здоров. Не так: полностью вменяем, хотя его причуды могут показаться окружающим странными? И тело этому мерзавцу нужно для неких осязаемых нужд. Ни с чем подобным сталкиваться Фёдору не приходилось,
Единственная рабочая версия, и её было легко проверить. Бальзамировщик, что приводит лица умерших в божеский вид — лёгкая добыча. Он не привык общаться с живыми. Сломать его будет нетрудно. Фёдор прошёл мимо кабинета управляющего и сразу же отправился в зловонную каморку в углу здания. Открыл дверь без стука. Находившийся внутри мужчина вздрогнул.
— Нечасто меня посещают столь высокопоставленные люди, — улыбнулся бальзамировщик, однако по лицу его пробежала тень
Сегодняшний запах здесь был невыносим. Должно быть, тело, которое приводил в божеский вид мужичонка, долго ждало своего часа. Фёдор уже пожалел, что не вызвал этого человека в свой кабинет. Впрочем, тогда бы тот подготовился. Прибрал бы всякие улики.
— Вчера вы не были до конца честны со мной, — без предисловий начал следователь.
— Вот как? — мужчина даже не пытался спорить. — На чём же я прокололся?
— Плёнка, — объяснил Фёдор. — Я увидел жёлтенькую коробочку в мусорном ведре. Всё никак не мог понять, что она мне напоминает. Это ведь Ф-38?
— Нет, — ответил бальзамировщик. — Это Ф-54.
Иванов присвистнул. Новейшая разработка японцев! Плёнка, что позволяет делать снимки с безупречной передачей цветов. Даже если съёмка велась в тёмном помещении. Или когда нужно показать мельчайшие нюансы объекта. Ничего лучшего ещё не придумали.
— Вон та чудная люстра в углу, — Иванов небрежно махнул рукой. — Обруч. Она ведь снимается? Вы подсвечиваете ею… Клиентов?
— Законом ведь не запрещено, — сказал мужчина и густо покраснел. — Для себя снимаю…
И тут же стушевался. Законом-то не запрещено. Но выглядит подобное увлечение крайне подозрительно для представителя его профессии. Да и круглый светильник для портретной съёмки в доме прощаний вызывает вопросы.
— Какое же жалование имеет гримёр покойников? — съязвил Фёдор. — Хватит на пять таких плёнок? Или на десять?
— Сие вас не касается… — мямлил мужчина. — Мои деньги — делаю, что хочу. С рукой на паперти не стою.
— А фотоаппарат? А вспышки? — не унимался следователь. — Да не каждый аристократ может позволить себе подобное увлечение!
Его покойная матушка любила снимать. Она, впрочем, была настоящим художником. Отец тратил безумные деньги на это хобби. Порой вложения возвращались, если матушке удавалось сделать по-настоящему ценный снимок. И всё же, это больше баловство, чем доход.
— Чего молчишь, негодяй? — грозно вопросил следователь и попал в точку.
Мужичок весь съёжился, осунулся. Посмотрел куда-то в сторону. Иванов, напротив, вытянулся во весь рост. Грудь его раздулась от важности. Вторая победа за день! Он
Со стороны её вполне можно было принять за шкаф. Однако, отпуская Макара, следователь обратил внимание: именно в этом месте снаружи здании — небольшая пристройка. В уме он назвал её аппендикс. Нетрудно было сложить два плюс два: расположение кабинета его клиента и это архитектурное излишество.
— Не сметь! — крикнул бальзамировщик. — Там реагенты!
Не слушая возражений, Фёдор распахнул дверь. Растворы, прищепки, красный свет. И фотографии, множество фотографий. Они находились внутри растворов, сушились, лежали в стопках, хранились в конвертах. Сотни снимков, если не тысячи.
— Это… Для работы! Для работы, — начал оправдываться бальзамировщик, схватив за руку Иванова. — Для работы, понимаете? Не губите меня, господин полицейский. Не губите! Сие — моя жизнь!
Следователь смахнул ладонь мужичка, будто назойливую муху. Неспешно вошёл внутрь. Начал осматривать фотоснимки. Этот мужчина должен был сам всё выдать. Не нужно спешить. Человек он, очевидно, слабый. В конце концов, для Иванова имел важность лишь один вопрос: где тело Ксении? С остальным управились бы дознаватели.
— Знакомое лицо, — произнёс Фёдор, взяв в руки один из снимков.
Портрет Ксении. Посмертный. Красивая девушка, ничего не скажешь. Здесь же, в помещении, похожем на аппендикс, был небольшой металлический шкаф. Некое подобие сейфа, но без замка. Повинуясь внутреннему импульсу, Иванов открыл дверцу.
— Нет! — прокричал бальзамировщик. — Не сметь!
Но Фёдор и не думал слушать человечка. Из хранилища стола он извлёк целый альбом, и от увиденного его замутило. Фотоснимки девушек, девочек, женщин. Выглядят, будто уснули после долгого дня. Сняты в нелепых позах. Моложе, старше, пышнее… Их объединяло лишь одно.
— Для каких целей, любезный, вы фотографировали своих… Клиентов? — спросил Иванов, выдержав долгую паузу. — В обнажённом виде?
— Это искусство… — прошептал бальзамировщик, оседая. — Искусство. Я сейчас всё объясню.
— Не трудитесь, — покачал головой Фёдор. — Вам зачитают права. Вам предоставят адвоката… И в его присутствии вы сможете покаяться предо мной во всех своих грехах. Впрочем, вы вполне можете время сохранить. Если скажете, где находится тело нашей несчастной Ксюши. Следуйте за мной.
И тут он совершил ошибку, простительную для новичка, но не для такого опытного следователя. Повернулся к преступнику спиной. Пожалеть об этом он не успел — так быстро Фёдора накрыла тьма.
Глава 37. Открытие и надежда
Говорят, что мужчины не понимают намёков. Этот тезис Алиса смогла полностью подтвердить на практике. Дважды она выполняла сложнейшее заклинание, проникая в сон Фёдора. Дважды по многу часов подряд они бродили по лунным дорожкам, ныряли в воды Чёрного моря на Крымском берегу. Взмывали к небесам — делали всё, что принято делать в осознанных сновидениях.