Тайна «Голубого поезда»
Шрифт:
Дойдя до этого места, миссис Харфилд положила перо и задумалась. Для нее, как и для большинства других людей, было невыразимо трудно гладко выражать свои мысли на бумаге.
После нескольких минут колебаний миссис Харфилд взяла другой листок почтовой бумаги и начала снова.
«Дорогая мисс Грей! Полностью оценивая ту преданность, которую вы проявляли к моей кузине Джейн (чья недавняя смерть до глубины души потрясла всех нас), я тем не менее не могу не чувствовать, что…»
Миссис Харфилд вновь остановилась, и вскоре второй вариант письма также полетел в корзину для бумаг. Только
Мисс Катарина Грей вскрыла сначала письмо миссис Харфилд и прочла его окончательный вариант.
«Дорогая мисс Грей! Я и мой муж хотим выразить Вам нашу глубокую признательность за те услуги, которые Вы оказывали моей бедной кузине Джейн. Ее смерть была ударом для нас, хотя мы прекрасно сознавали, что рассудок ее угас задолго до ее физической смерти. Я понимаю, что ее последние распоряжения относительно завещания были довольно странного характера, и ни один суд не признает их законными. Я не сомневаюсь, что такая здравомыслящая молодая девушка, как Вы, уже осознали этот факт. Мой муж говорит, что любое дело лучше всего улаживать частным образом. Мы с большим удовольствием найдем для Вас хорошее место и надеемся также, что Вы не откажетесь принять от нас небольшой подарок. Остаюсь, дорогая мисс Грей, с совершенным к Вам почтением,
Закончив чтение, Катарина Грей улыбнулась и перечитала письмо во второй раз. По-видимому, оно доставило ей большое удовольствие. Наконец она отложила его и взяла голубой конверт. Письмо, находившееся в нем, она прочитала всего только один раз и уже без улыбки. Она некоторое время не двигалась, о чем-то размышляя, и вряд ли какой-нибудь посторонний наблюдатель смог бы угадать, какие чувства скрывались сейчас за ее спокойным, задумчивым взглядом.
Катарине Грей было 33 года. Детство свое она провела в обеспеченной семье, но затем ее отец разорился, и Катарине пришлось самой зарабатывать себе на жизнь. В возрасте двадцати трех лет она стала компаньонкой старой миссис Харфилд.
По общему признанию, у старой миссис Харфилд был тяжелый характер. Ее компаньонки сменяли друг друга с поразительной быстротой. Они приезжали к ней полные надежд, а уезжали обратно обычно в слезах. Но с того момента, как порог Литтл-Крэмптона переступила Катарина Грей, в этом доме воцарились мир и покой. Подобные явления не поддаются объяснению. Заклинателями змей, как говорят, рождаются, а не становятся. У Катарины был врожденный дар укрощать злых собак, дерзких мальчишек и привередливых старых леди, и все это она делала без труда.
В двадцать три года Катарина была спокойной девушкой с очаровательными глазами. В тридцать три года она была спокойной женщиной с такими же серыми глазами, неизменно смотрящими на мир с выражением счастливой безмятежности, которую, казалось, ничто не могло поколебать. В довершение всего она за все эти годы не утратила
Она сидела за столом, завтракая в задумчивости, когда раздался звонок в дверь, сопровождаемый энергичным стуком дверного кольца. Через минуту в дверях появилась маленькая служанка и объявила, запыхавшись:
— Доктор Харрисон.
В комнату не вошел, а ворвался громадный мужчина средних лет, по всем внешним признакам — сельский врач.
— Доброе утро, мисс Грей.
— Доброе утро, доктор Харрисон.
— Я заглянул к вам так рано, — с ходу начал доктор, — потому что узнал, что вы получили письмо от одной из этих кузин Харфилд. Она называет себя миссис Самуэл — весьма неприятная особа, должен сказать.
Катарина молча взяла со стола письмо миссис Харфилд и протянула его доктору. Она с явным удовольствием наблюдала за тем, как изменялось его лицо по мере чтения этого письма. Густые брови доктора сердито сдвинулись, он несколько раз с неудовольствием фыркнул и проворчал что-то нечленораздельное. Наконец. он швырнул письмо на стол.
— В высшей степени отвратительно, — разволновался он. — Но не стоит принимать это так близко к сердцу, дорогая моя. Все это сущая чепуха. Миссис Харфилд была в таком же здравом рассудке, как мы с вами, и никто не осмелится утверждать обратное. Им не за что уцепиться, и они это прекрасно знают, а все эти разговоры о суде — чистейший блеф. Это попытка обвести вас вокруг пальца. И, пожалуйста, не поддавайтесь ни на какие обещания насчет подарков. Вы никому ничего не должны и не стоит терзаться угрызениями совести.
— Боюсь, что угрызения совести меня совсем не мучают. Все эти люди — дальние родственники мужа миссис Харфилд, и пока она была жива, они никогда не вспоминали о ней.
— Вы здравомыслящая женщина, — заметил доктор. — Мне прекрасно известно, как тяжела была ваша жизнь в последние десять лет. Вы имеете полное право на сбережения старой леди, какими бы они ни были.
Катарина задумчиво улыбнулась.
— Какими бы они ни были, — повторила она. — А каковы они по-вашему?
— Ну, думаю, достаточно большие, чтобы иметь фунтов пятьсот годового дохода.
— Я тоже так думала, — Катарина кивнула головой. — А теперь прочтите это.
Она протянула ему письмо в голубом конверте. Доктор прочел его и издал восклицание крайнего изумления.
— Невероятно, — пробормотал он. — Невероятно!
— Она была одной из первых пайщиц компании «Мортаулдз». Сорок лет назад доход у нее был порядка восьми-десяти тысяч в год. Она никогда, я в этом уверена, не тратила более четырехсот фунтов в год. Она всегда была крайне бережливой и мне казалось, что жизнь вынуждает ее считать каждое пенни.
— А ее состояние все это время увеличивалось! Дорогая моя, похоже, вы стали очень богатой.
Катарина Грей кивнула головой.
— Да, — согласилась она, — богатой.
Она произнесла эти слова бесстрастным, безликим голосом, как бы глядя на ситуацию со стороны.
— Что ж, — сказал доктор, собираясь уходить, — примите мои поздравления. Что же касается этой женщины и ее гнусного письма, — он постучал пальцем по посланию миссис Самуэл Харфилд, — то вам не стоит о нем беспокоиться.