Тайна «Голубого поезда»

Кристи Агата

— Так вы, как я слышала, получили уйму денег? Хорошо, очень хорошо. Берегите их. И вы едете в Лондон поразвлечься? Не собираетесь ли вы замуж? Впрочем, вряд ли, конечно. Вы не из тех женщин, которые нравятся мужчинам. И потом вы уже не молоды. Сколько вам сейчас?

— Тридцать три, — ответила Катарина.

— Что ж, — с сомнением заметила мисс Вайнер, — это не так уж плохо. Хотя, конечно, прежней прелести в вас нет.

— Боюсь, что так, — ответила Катарина, скорее забавляясь, нежели огорчаясь этим суждением.

— В общем, однако, вы очень

милая девушка, — смягчилась мисс Вайнер. — Я уверена, что любому здравомыслящему мужчине вы подошли бы больше, чем какая-нибудь вертихвостка, бегающая в короткой юбке. Прощайте, моя дорогая. Надеюсь, вы повеселитесь, хотя нам далеко не всегда удается достичь того, к чему мы стремимся.

Весьма ободренная этим напутствием, Катарина ушла. На станцию ее провожала половина деревни, включая маленькую служанку Элис, которая принесла огромный букет слегка увядших цветов и плакала навзрыд.

— Других таких, как она, нет, — всхлипывая, причитала Элис, когда поезд, наконец, ушел. — Я уверена, что, когда Чарли обманул меня с этой девицей из сыроварни, никто не смог бы быть добрее ко мне, чем мисс Грей. Она всегда чувствовала, когда нужно лишний раз вытереть пыль или начистить медную посуду. Я готова ради нее разбиться в лепешку. Настоящая леди, вот как я ее называю.

Так Катарина Грей покинула Сент Мэри Мид.

8. Леди Темплин пишет письмо

— Хорошо, — сказала леди Темплин. — Очень хорошо.

Она отложила в сторону континентальную «Дейли Мейл» и посмотрела на лазурную гладь Средиземного моря. Ветка золотистой мимозы над ее головой служила эффектной рамой для портрета леди с золотыми волосами, голубыми глазами и в очень изящном легком платье. Правда, естественность золотых волос, а также розового цвета лица вызывала определенные сомнения, но голубизна глаз была, несомненно, даром природы, и в сорок четыре года леди Темплин все еще могла претендовать на титул красавицы.

В настоящий момент очаровательная леди Темплин думала, как ни странно, не о себе. Вернее сказать, она думала не о своей внешности. Мысли ее были заняты более важными делами.

Леди Темплин была достаточно известной фигурой на Ривьере, и ее приемы на вилле «Маргерит» пользовались заслуженной славой. Она была деловой женщиной и за свою жизнь сменила четырех мужей. Первый из них был ошибкой, поэтому о нем редко упоминалось. Он, однако, благоразумно вскоре скончался, а его вдова вышла замуж за пуговичного фабриканта. Через три года после свадьбы тот тоже отошел в мир иной: по слухам, после веселой вечеринки с несколькими друзьями-собутыльниками. Его место занял виконт Темплин, давший своей Розали то высокое положение, к которому она так всегда стремилась. Сам же виконт через определенное время последовал за своими предшественниками, оставив жене свой титул и многочисленные долги. Четвертый брак леди Темплин был заключен ради удовольствия — мистер Чарлз Эванс, молодой человек двадцати семи лет с необычайно приятной наружностью, очаровательными манерами,

с большой любовью к спорту и ко всему прекрасному в этом мире, не имел за душой ни гроша.

Леди Темплин была вполне довольна своей жизнью, если бы не мелкие неприятности, неизменно связанные с деньгами. Пуговичник оставил своей вдове значительное состояние, однако, как имела обыкновение говорить сама леди Темплин, «деньги уходили то на одно, то на другое…» (при этом под «одним» подразумевались последствия послевоенной депрессии, а под «другим» — расточительность последнего лорда Темплина). Леди Темплин все еще была достаточно обеспеченной, но для женщины такого темперамента этого было явно недостаточно.

Именно поэтому, прочтя однажды январским утром небольшую газетную заметку, она широко раскрыла голубые глаза и неопределенно протянула «ну». Единственной свидетельницей этого восклицания была ее дочь, мисс Ленокс Темплин, сидевшая рядом с ней на террасе виллы «Маргерит». Ленокс была постоянным источником раздражения для своей матери. Девушка выглядела гораздо старше своего возраста, была напрочь лишена чувства такта, зато обладала специфической, сардонической формой юмора, которая была, мягко выражаясь, приятной лишь для нее самой.

— Дорогая! — воскликнула леди Темплин. — Представь себе!..

— Что?

Вместо ответа леди Темплин взяла «Дейли Мейл», протянула ее дочери и подрагивающим пальцем указала на заметку, вызвавшую ее интерес.

Ленокс прочла заметку без особого возбуждения, столь явно проявляемого ее матерью, и возвратила газету.

— Ну и что? — спросила она. — Это довольно часто бывает. Скупые старухи регулярно умирают в деревнях, оставляя миллионные состояния своим бедным компаньонкам.

— Да, дорогая, я это знаю. Я даже могу сказать, что это состояние, конечно, не такое большое, как здесь написано. Газеты часто врут, но если даже уменьшить цифру вдвое…

— В любом случае, — заметила Ленокс, — это состояние оставлено не нам.

— Конечно, дорогая. Но, видишь ли, эта девушка, Катарина Грей, собственно говоря, моя кузина. Она из уорчестерширских Греев в Эджворсе. Моя собственная кузина! Подумать только!

— Ха-ха! — произнесла Ленокс.

— Я бы хотела знать…

— Что мы с этого будем иметь, — быстро закончила за нее Ленокс с кривой улыбкой, которую ее мать всегда считала сложной для понимания.

— О, дорогая, — сказала леди Темплин с ноткой упрека в голосе.

Нотка упрека, впрочем, была весьма слабой, ибо Розалин Темплин уже привыкла к резкостям своей дочери и к тому, что она называла «весьма неудобной привычкой называть вещи своими именами».

— Я хотела бы знать… — вновь повторила леди Темплин, сдвигая искусно нарисованные брови. — О, доброе утро, дорогой Чабби. Ты идешь играть в теннис? Как это мило!

Чарлз Эванс, прозванный «Чабби», мило улыбнулся жене и небрежно заметил:

— Как тебе идет этот персиковый цвет!

Высказав это, он прошел мимо женщин и спустился по ступенькам.