Тайна «Голубого поезда»
Шрифт:
Это была просто шутка, но щеки Рут внезапно вспыхнули, и Ван Альдину показалось даже, что в глазах его дочери мелькнул испуг. Она нервно засмеялась.
— На секунду я даже подумала, что ты серьезно.
— Ты была бы рада?
— Конечно, — заявила она с преувеличенным жаром.
— Что ж, — промолвил Ван Альдин. — Это хорошо.
— Это ведь ненадолго, папа, — продолжала Рут. — Ты же приедешь ко мне через месяц.
— Ах, Рут, — бесстрастно заметил Ван Альдин, — иногда мне так хочется сходить к какому-нибудь светилу с Харли-стрит, чтобы он прописал мне смену климата и солнечные ванны.
— Ну что ты такой хмурый, — воскликнула Рут. —
— Да, конечно, это так, — вздохнул Ван Альдин. — Тебе, наверное, уже пора подниматься в вагон, Рут. Где твое место?
Рут Кеттеринг рассеянно посмотрела на поезд. В дверях пульмановского спального вагона стояла ее горничная — высокая, худощавая женщина, одетая во все черное. Она подошла к Рут.
— Я положила чемодан под ваше сиденье, мадам, на случай, если он вам понадобится. Мне забрать плед или он вам нужен?
— Нет, нет, возьмите его и идите на свое место, Мэйсон.
— Слушаюсь, мадам.
Горничная удалилась.
Ван Альдин вошел в вагон вместе с Рут. Она нашла свое место, отец положил на столик перед ней несколько газет и журналов, бросив одновременно любопытный взгляд на женщину, занимавшую место напротив. У ее были привлекательные серые глаза, и одета она была в опрятный дорожный костюм. Ван Альдин не мог отказать себе в удовольствии обменяться несколькими фразами с Рут. Обычный прощальный разговор.
Он посмотрел на часы, только когда раздался гудок.
— Ну, мне пора. До свидания, моя дорогая. О деле не беспокойся, я все беру на себя.
— О, папа!
Он резко обернулся. В возгласе Рут было что-то, настолько непохожее на ее обычную манеру разговаривать, что Ван Альдин вздрогнул. Это был почти что крик отчаяния. Рут сделала импульсивное движение навстречу отцу, но в последний момент ей удалось овладеть собой.
— До встречи через месяц, — нежно произнесла она.
Минуты две спустя поезд отошел от перрона.
Рут сидела очень прямо, покусывая нижнюю губу и стараясь сдержать непривычные для нее слезы. Она внезапно почувствовала себя ужасно одинокой. В душе она боролась с диким желанием выскочить на ходу из поезда и вернуться назад, пока не поздно. В первый раз в жизни эта всегда спокойная и уравновешенная женщина почувствовала себя беззащитной, подобно листу, унесенному ветром. Что бы сказал отец, если бы он вдруг узнал?
Безумие! Да, конечно, это безумие. Впервые в жизни она уступила своему чувству, уступила настолько, что готова была совершить, прекрасно понимая неразумность этого, глупый и безрассудный поступок. Она была в достаточной степени дочерью своего отца, чтобы осознать свое собственное безрассудство, и достаточно уравновешенна, чтобы осудить свои действия. От отца, однако, она унаследовала не только способность к самоанализу, но и железную решительность, которую ничто не могло поколебать. С самого детства она была упряма, а условия ее жизни закалили это упрямство. Теперь она жалела об этом, но жребий брошен: она должна идти до конца.
Рут подняла глаза и встретилась с взглядом женщины напротив. У нее почему-то возникло ощущение, что эта женщина каким-то образом читает все ее мысли. В ее серых глазах она увидела внимание и даже сочувствие.
Но это было лишь мимолетное ощущение. В следующий миг лица обеих женщин выражали только благовоспитанное равнодушие. Рут Кеттеринг взяла журнал, а Катарина Грей повернулась к окну и принялась созерцать бесконечные улицы и однообразные
Рут вдруг поняла, что никак не может сосредоточиться на прыгающих перед ее глазами строчках. Несмотря на все ее усилия, тысячи недобрых предчувствий терзали ее сердце. Как же она была глупа! Подобно всем холодным и уравновешенным людям, она, утратив раз контроль над собой, потеряла его целиком и полностью. Слишком поздно… Неужели слишком поздно? О, если бы она могла поговорить с кем-нибудь, посоветоваться. Прежде у нее никогда не возникало подобного желания. Она не допускала даже мысли о том, чтобы снизойти к чьему-либо мнению, кроме своего собственного, но теперь… Что же с ней произошло? Паника? Да, это можно назвать только одним словом — паника. Она, Рут Кеттеринг, была в полной панике.
Она снова украдкой взглянула на женщину напротив. Если бы она была знакома с кем-нибудь, с таким лее милым, уравновешенным, спокойным и симпатичным созданием, как эта женщина, она бы все рассказала, но ведь нельзя же открывать свою душу совершенно незнакомому человеку. Рут даже улыбнулась про себя при этой мысли. Она снова взяла журнал. Нет, решительно нужно успокоиться. В конце концов, она все продумала и идет на это по доброй воле. Разве она была счастлива все эти годы? «Разве я не имею права на личное счастье? — нетерпеливо подумала Рут про себя. — И потом, никто ничего не узнает».
До Дувра доехали неожиданно быстро. Рут хорошо переносила море, но терпеть не могла холода, поэтому во время путешествия через Па-де-Кале она с радостью скрылась в своей каюте, заранее заказанной по телеграфу. В Кале она вместе с горничной села в «Голубой поезд». Обосновавшись в купе, Рут пошла в вагон-ресторан. По натуре Рут была немного суеверна, хотя и не хотела признаться себе в этом. Она была из того разряда людей, которым нравились случайные совпадения. Едва ли она была удивлена, когда, усевшись за небольшой столик, обнаружила, что сидит напротив той самой женщины, которая была ее визави в путешествии по Англии. Обе женщины одновременно улыбнулись.
— Какое совпадение! — воскликнула миссис Кеттеринг.
— Чего только не бывает в жизни, — отозвалась Катарина.
Рядом с ними возник на редкость проворный официант, который с необычной прытью, столь свойственной служащим Compagnie Internationale des Wagons-Lits [15] , поставил перед клиентками две тарелки супа.
К тому времени, когда после супа был подан омлет, случайные попутчицы уже болтали друг с другом, как хорошие знакомые.
— Как прекрасно в такое время греться на солнце, — вздохнула Рут.
15
Международная компания спальных вагонов.
— Я уверена, что это незабываемое ощущение.
— А вы раньше бывали на Ривьере?
— Нет, я отправляюсь туда впервые.
— Вот как!
— А вы, как я думаю, отдыхаете там каждый год?
— Да, почти каждый. Январь и февраль в Лондоне просто невыносимы.
— А я всю жизнь провела в деревне. Впрочем, там в это время года не лучше. Ужасная грязь.
— Что же вас вдруг толкнуло на путешествие?
— Деньги, — ответила Катарина. — Я десять лет была компаньонкой старой леди, и моих собственных денег едва хватало на то, чтобы купить себе прочные ботинки. Но недавно мне досталось целое состояние, хотя уверена, по вашим меркам, оно небольшое.