Тайная Миссия
Шрифт:
На полдороге им встретился встревоженный Спиндл, затем и другие обступили их со всех сторон. Узнав, в чем дело, они по очереди коснулись Мэйуида. Однако от этого его боли сделались лишь сильнее. А может, ему только так казалось теперь, после того как он перестал бояться, что его прогонят.
Когда достигли Камня, он уже был не в состоянии идти самостоятельно: острая боль приковала его к месту. Триффан подвел его к самому основанию Камня. Все столпились вокруг, словно стражи, охраняющие священное действо. Они увидели, как Мэйуид прислонился к Триффану, увидели, как Триффан поднял голову и устремил взгляд к верхушке
— Просвети меня! — зашептал он. — Помоги тем, кто страдает. В этот священный час, сегодня, в Самый Долгий День и Самую Короткую Ночь, в твоей власти поддержать отчаявшегося и немощного!
Триффан смолк и постарался, как учил его Босвелл, отрешиться от всего суетного. Никто, даже Спиндл, не мог потом сказать, сколь долго длилось молчание. Но покой постепенно объял Хэрроудаун, и тогда Триффан положил Мэйуида на землю, обернулся к остальным и произнес:
— Сегодня мы далеко от родных мест, но каждый вспоминает все, чему его учили в детские годы, еще до мора; вспоминает родной дом, будь то Грассингтон, Вэрфедейл, Семь Холмов или Бакленд, да, да, и Бакленд, а также Данктон. Но есть среди нас один, кто не знает, что такое родной край, кто всегда был одинок. Рожденный осенью, рожденный во мраке, не знавший ни одной живой души, пока его не подобрали чистильщики. Это — его первый святой День Середины Лета, это — его первая Самая Короткая Ночь.
С давних времен, в течение многих поколений, у нас в Данктоне было заведено подводить в эту ночь к Камню молодых кротов в первый раз. В их честь читали молитвы. Мой отец перенял их от доблестнейшего из кротов, по имени Халвер, и научил им моего брата Комфри и меня, дабы мы обучили этой молитве других. Сегодня ночью мой брат будет произносить ее в Данктоне, как я произнесу ее сейчас для вас всех, в особенности же для Мэйуида, который среди нас в эту минуту и кому мы верим, как самим себе. Я призываю тебя, Мэйуид, вслед за мною повторять слова мои, и откроется тебе истина, сокрытая в них, и обретет покой твое тело, и преисполнится любви душа твоя!
Триффан обернулся затем к Мэйуиду, возложил лапы на плечи его и, черно-белый в ярком свете месяца, начал произносить слова, которым научил его Брекен…
Яркий месяц лил свой свет в этот миг и на другой, гораздо более величественный по размерам Камень, возвышавшийся далеко к востоку от Хэрроудауна, в глубине Данктонского Леса. Он освещал нелепую фигуру взлохмаченного пожилого крота с кротким выражением глаз и лапами, которые умели исцелять все недуги.
Комфри сам не понимал, что привело его снова к Камню: все обряды были завершены, под землею в ходах и переходах наступило время беззаботного веселья. Но он пришел сюда, словно его издалека позвал знакомый, но забытый голос. Комфри знал лишь одно: это был голос близкого и дорогого ему существа.
Вначале он не мог понять, кто и зачем зовет его, понимал только, что к нему взывают о помощи.
Он подчинился голосу, приковылял к Камню и теперь терпеливо стоял, временами касаясь его и, как обычно заикаясь, вел с ним тихий разговор.
Прошло время, и Комфри осознал, что от него требуется, и стал произносить те самые слова, какие уже говорил собравшимся ранее возле Камня молодым кротам. Он стал произносить заклинание горячо и с охотой, потому что понял: где-то остался тот, кто еще не слышал
— О, Камень… Если это Т-Триффан зовет меня, ппередай-дай, что я с-слышу его, ппож-жалуйста! Так, т-только бы чего не п-пропустить! В-всегда б-боюсь, что забуду, но н-нет, к-как можно!
Затем Комфри поднял лапу, инстинктивно повернулся на запад, потому что зов доносился именно с той стороны, и начал произносить слова, которые в эту поистине особенную ночь надлежит говорить каждому кроту:
В Камня тени,
В темени ночи,
Летнею Ночью
Норы оставив…
Тут Комфри сам прервал себя и озадаченно пробормотал:
— Правда, я уверен, что они давно оставили норы и теперь мирно спят, в то время как их родичи распевают песни. Т-тем не менее придется повторить все сначала:
Смотрим, как Камень благословляет
Наше потомство, кротышей малых…
Комфри говорил ясным, четким голосом. Уже без всяких колебаний он обернулся к западу — туда, где, как он был теперь убежден, находился крот, нуждавшийся в защите и утешении, и продолжал:
Росами омоем лапы их,
Ветрами западными шкуры вычистим,
Лучшею одарим землею,
Солнечным светом пожалуем.
Молим семькрат благодать
Благодати:
Милости обличья,
Милости добродетели
Милости…
За много миль от Данктона одновременно с Комфри шептал эту молитву в Хэрроудауне и Триффан. Когда он дошел до этого места, неожиданно к нему присоединился еще один голос — это был голос Мэйуида. Постепенно он набирал силу, и пораженные кроты стали свидетелями незабываемого явления: из мрака, из глубин сердца, измученного болью и страхами, им с верою посылал свое благословение… Мэйуид:
Милости страдания,
Милости мудрости,
Милости верных словес,
Доверия милости,
Милости благообразия.
Лапы омоем потоками света,
Души отверзнем любви когтями —
Пусть же внемлют они Безмолвию Камня*.
(*Перевод Александра Чеха)
Хроники утверждают, что эти слова произносил Мэйуид, хотя непонятно, откуда он их взял и где нашел силы, чтобы выговорить. Известно только, что он обернулся к востоку и что голову его озарял свет месяца. Было видно, что боль не ушла из его тела, но ясно было и другое: надежда и знание явились к нему в этот миг, а ощущение одиночества прошло. Ему дано было услышать Безмолвие. Оно исцелило Мэйуида, изгнало мрак, сопутствовавший его детству, и одарило способностью любить и верить…