Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5
Шрифт:
– Что такое? – с подозрением спросил он.
– Никогда не видела тебя таким чистым.
– Проклятье, видела, конечно, – заспорил он. – Если мне не изменяет память, когда я был в купальной простыне.
Я улыбнулась при воспоминании о том, как мы жили в бродячем цирке.
– Это совсем не то. Тогда ты просто вылил на себя тазик теплой воды. А теперь ты просто весь блестишь. И выглядишь шикарно, – добавила я, обратив, однако, внимание, что под этим костюмом совершенно скрылись все его татуировки. Только золотые кольца в ушах и длинные волосы говорили о том, что он не совсем такой, как остальные высокородные
– На себя посмотри, – сказал он, переводя взгляд с моей пышной прически на кончики туфель.
– А что я? Я всегда чистая, – возразила я.
– Да, но обычно ты не… – Он запнулся и не мог отвести взгляд от выреза у меня на платье.
– Да, кое-что приходится прятать, чтобы ты не терял дара речи, – ласково заметила я.
Он вздрогнул и поднял глаза, сердито двигая челюстью.
– Прошу прощения, – сказал он хриплым голосом. – Но в этой красоте души не чаем[16].
Я улыбнулась цитате из Китса, взяла его под руку, и мы двинулись к подъездной дорожке, где нас должен был ждать экипаж.
– Стокер, помнишь, мы говорили с тобой о сексуальных отношениях?
– С болезненной ясностью, – ответил он, не глядя на меня.
Мне было легко обсуждать подобные вопросы, но Стокер бывал очаровательно скрытен в отношении своих низменных потребностей. Однажды мне удалось вытянуть из него признание, что последний раз у него была физическая связь несколько лет назад: дело было во время его разгульной жизни в Бразилии, о чем сейчас он старательно не вспоминал. С тех пор он был чист как монах, но я считала, что такое состояние и нездорово, и неестественно. Но так как я ограничивала все свои интрижки заграничными поездками, то и сама уже давно чувствовала беспокойство: мое тело настоятельно требовало разрядки. Стокер посоветовал мне плавать в холодной воде, но по страдальческому выражению его лица я заключила, что она так же мало помогала ему, как и мне.
– Думаю, тебе нужно найти себе милую, тихую горничную для удовлетворения своих потребностей, – сказала я ему. Должно быть, его нога попала в кроличью нору, потому что он оступился, а когда снова крепко встал на ноги и подал мне руку, его пальцы крепко сжали мои.
– Думаешь, мне необходимо кувыркаться в постели с горничной? – сухо спросил он.
– Ну, или с помощницей кухарки, или с молочницей. Точно, молочница! Знаешь, у них обычно крепкие руки. И вообще они мускулистые, здоровые девушки. Это как раз то, что тебе нужно.
Он немного помолчал, а потом заговорил каким-то чужим голосом.
– Мои дела – это моя забота, Вероника. Я разберусь с этим без твоего вмешательства.
Экипаж подкатил как раз в тот момент, когда мы вышли на подъездную дорожку. Мало того, что он был невероятно изящный, он еще и прибыл минута в минуту!
– Я просто хотела помочь, – сказала я ему.
– Мне не нужна твоя помощь, – отрезал он. – Особенно в этом вопросе.
Он еще раз взглянул на мое глубокое декольте, отодвинулся от меня как можно дальше на бархатном сиденье и стал смотреть в окно, сурово сомкнув губы и сжав руки в кулаки на коленях. Я дорого заплатила бы за то, чтобы узнать, о чем он думал. Но он ничем себя не выдал. А я не стала спрашивать.
Глава 17
Несмотря на сомнительное настроение Стокера, я решительно собиралась
Мы устроились в бархатной ложе, которую предоставила нам леди Велли, и я поднесла к глазам небольшой театральный бинокль, хранившийся у меня в ридикюле.
– И как тебе реконструкция театра? – спросила я Стокера. – Какое обилие электрического света! Не уверена, что я это одобряю.
За этим последовал долгий спор о преимуществах и недостатках электрического и газового освещения, а также об опасностях, связанных с одним и другим. На самом деле меня совершенно не интересовала эта проблема, но Стокеру, как и большинству людей, очень нравилось иметь свое мнение по любому вопросу, и он с удовольствием делился им с окружающими. Он почти вернулся в свое обычное настроение к тому моменту, как свет в зале погас, занавес поднялся и начался «Странствующий поэт». Это была французская пьеса, адаптированная под английскую сцену, и мистер Бирбом Три, исполнявший главную роль, по совместительству – управляющий театра «Хеймаркет», явно рассчитывал на то, что постановка будет иметь большой успех. Он был очень трогательным в своей роли, щеголял в зеленом трико и глупой шляпе и с большим чувством декламировал балладу «Повешенный король».
– Прекрасно! – сказала я Стокеру, когда упал занавес после первого действия.
Он неопределенно кивнул.
– Я видел, как месье Коклин играл Грингуара в Театр-Франсе, и мне кажется, он был лучше, чем Бирбом Три. Но там и сама баллада была прекрасной, – добавил он и, понизив голос, начал декламировать:
Вон там, в раскидистых ветвях,
Где пели некогда дрозды,
Бок о бок мертвецы висят,
И громко вороны кричат
Вверху среди листвы.
Что за чудесный аромат!
О боже! Ну и красота!
Вот этих сочных фруктов ряд,
Качаясь, манит всякий взгляд.
Прекрасный сад у короля!
Я поежилась.
– У меня мороз по коже при этой мысли. Мертвецы висят, будто фрукты на деревьях!
– Я такое видел, – сказал он, и его лицо мгновенно и необъяснимо изменилось.
– Стокер!
С видимым усилием он взял себя в руки.
– Ничего. Нам нужно искать Тибериуса.
Я хотела накрыть его руки своими, но не решилась его коснуться. Я знала, что он видел и совершал много страшного, что Бразилия все еще не отпустила его. Мы никогда об этом не говорили, но Стокера всегда преследовали тени прошлого, больше, чем кого бы то ни было из всех людей, кого я знала.
– Расскажешь что-нибудь об этом?
– Когда-нибудь, – ответил он. – Я никогда об этом не говорил. Но, может быть, однажды смогу кое-что рассказать, и если да, будь уверена, что только тебе.