Темное пламя. Дети Проклятия

Зима Ольга

Передышка. Мне тоже неплохо бы отдышаться.

Трясина продолжает любоваться на сражение и пропадать не собирается. Я полагаю, что это далеко не конец. Может, ей нравятся сильные противники?

— И сколько было уморено душегубов на твоей памяти? — мой Дей тоже думает быстро. Он отдыхает, опираясь на меч.

Бранн вздыхает не менее прерывисто. Он опускается на корточки, вцепляется руками в колени.

— Слишком много. Ещё раз пять по столько же и ещё столько же. Я долго был хранителем. Она почти уснула.

Пауза

закончена. Чавканье трясины, всплеск — и вторая волна утопленников отчаянно рвется к нам. Тянут костлявые руки, хватают за сапоги, их не смущают удары, их цель — утянуть в родную топь.

Ши перестали замахиваться широко, их удары резки, коротки и точны. Один поддерживает другого. Дей и Бранн берегут силы. Они будто о чём-то безмолвно договорились. Неблагой, зажав в руке длинную палку, терпеливо и дотошно прижигает головы, отрубленные обоими. Двуручник благого еще трижды очерчивает полный круг.

Кривой меч и горящая палка Бранна рассыпают удары щедро и с толком, разбойники отшатываются, попадая под замах Дея, а кто проскальзывает, натыкается на короткий меч неблагого.

Когда очередная волна утопленников упокаивается, Дей зашвыривает горящие головни в воду.

Трясина вскрикивает недоуменно, а Бранн за рукав тащит Дея к ней. Навстречу бледной болотной душе, поселившейся в теле давно умершей ши.

Ох, вот связался же я с этими двумя! Им, видимо, мало того, что сейчас нас хочет сожрать сама Трясина!

Там, куда ступает Бранн, топь схватывается, недаром Трясина назвала его хранителем — у неблагого тоже есть власть. Другое дело, что я не понимаю, как он собирается справиться с обезумевшей тварью. Да еще и Дея моего тащит! Дей, однако, не сопротивляется, что и вовсе необыкновенно, следит только, чтобы сапог попадал на твердую землю. Несколько раз, оказавшись чуть дальше, чем на расстояние шага от неблагого, оступается, но быстро вытягивает ногу из черной, вмиг размягчившейся няши.

Трясина начинает улыбаться. Во все свои клыки. Улыбка у нее выходит теперь в полголовы.

Не ходи туда, мой Дей! Не смей! Нет! Нет! Мы должны вернуться! Она же сожрет тебя, мой волк!..

— Ах, вы идёте ко мне сами, как это мило!

Рука вытягивается в нашу сторону, манящим жестом сгибает пальцы, будто рассчитывая соблазнить. Рука красива, но по ней ползают Детки Трясины, а это портит впечатление.

— Я надеялась, что мы ещё развлечемся! У меня ещё много разбойников! — подвывает красавица.

Пауза, и опять этот томный трепет ресниц!

— Благодаря моему Хранителю!

Бранн в ответ на это отбрасывает все ещё горящую палку, которая без плеска скрывается в болотной воде. Лишь поднимается легкий дымок.

И как прикажете это понимать? Он идет сдаваться?

Левая рука неблагого тянется теперь к поясу, правой он отмахивает Дею, мой волк делает рывок вперед, но на его сапоге

повисает сразу несколько всплывших трупов, тянут его вниз. Дей на земле, ловко переворачивается, рубит руки разбойников, торопясь за Бранном уже ползком, не давая никому приблизиться к его незащищенной спине.

Трясина успевает расхохотаться неблагому в лицо, раскрывая пасть, с игольчатых зубов летит жижа, внутри неё, сразу за ребрами, там, где у порядочных ши сердце, клубится и извивается тьма, из которой, как мне теперь видно, падают вниз комки Деток. Бранн срывает с пояса флягу, выдергивает пробку и широким замахом выплескивает зелье в лицо Трясине.

Воздух наполняется зловонием, от которого можно сойти с ума, призрачная ши тонет в черной воде, утопленники сползают, бессильно разжимая почти дотянувшиеся до ши руки, поднимается ветер, уши опять закладывает от визга. Бранн прикрывает их руками, сгибаясь, длинные губы мучительно поджимаются, мой Дей поднимается, преодолевая порывы ветра, обхватывает неблагого за плечи. Упадет Бранн — пропадет твердь под ногами, но я думаю, мой Дей хочет помочь ему и так.

Ветер разгоняет дым и развеивает крики, разносит их по всей топи, как предупреждение и команду. Мне вовсе это не нравится, мой Дей!

Бранн вместе с Деем возвращаются к островку, подбирают еще могущие сгодиться вещи. Молча, не сговариваясь, отходят от поля битвы и встречи с Трясиной. Протирают клинки, а потом так же молча оглядывают друг друга — не осталось ли где налипших частей разбойников, остатков коряг или деток болота?

Бранн, примостив рядом уже три длинные жерди, разводит огонь опять и принимается варить Чистую воду.

— По болоту идти будет очень непросто и опасно, — Бранн вглядывается в Дея как-то иначе. — Она так просто нас не отпустит, но на границе мы сможем её запереть, замкнуть, я недаром Хранитель, я умею запирать калитки!

Мой Дей хмыкает, весело прищуриваясь:

— И это тоже твой выбор из многочисленных свобод? — моему волку понравилось подшучивать над неблагим, кто бы мог подумать!

— Разумеется! — Бранн не понимает шутки, он слишком устал. — Каждый выбор в моей жизни сделан мной самим, — отводит глаза. — Пусть и немного подготовлен обстоятельствами. Но ты представь: оставить такое болото без Хранителя вовсе!

Теперь, о-о-о, теперь мы с Деем прекрасно это представляем. Оно и с хранителем не то чтобы очень дружелюбно.

Бранн разливает зелье по фляжкам, рука его дрожит. Он отпивает и валится на спину.

— Знаешь, что я тебе скажу, благой? — косит глазами туда, куда упал волк.

Мой Дей хмыкает заинтересованно и поворачивает голову.

— Я тебе скажу, благой, что ты очень вкусный! Вкусный просто небывало! Ни одно поколение хранителей не помнит таких вкусных ши, чтобы за них стоило вырезать все живое на болоте!