Темное пламя. Дети Проклятия

Зима Ольга

— Это было маленькое болото. Трясина любит расширять свои границы за счет ши. Стоит ей поймать кого-то достаточно сильного, она проникает внутрь, а потом отпускает свою жертву.

Ох, мой Дей, мне сразу не понравилось это болото! Хорошо, что у нас их нет.

Некрасивый ши, украшенный синяком, продолжает заунывно, заснуть можно:

— В груди этого несчастного клокочет живая болотная вода, болотная же вода остается в его следах, которые он оставляет за границами трясины, уверенный, что избежал гибели. А потом падает. Где упадет, там

образуется новый, вытянутый по его тропе край болота.

Волк морщится, неблагой ворошит угли, отпивает ледяного зелья.

— То, что ты чуть не унёс отсюда, называется Детками Трясины. Они разводят новое болото, становятся его местным разумом. Маленькие опасные твари.

Мой Дей щурится, разглядывая лицо неблагого.

Бранн продолжает смотреть в огонь и вздыхает.

— Так умер мой предшественник, другой хранитель болота и этих границ, а за ним — ещё один и ещё, — подпирает ушибленную щеку кулаком, морщится и подпирает другую. — Трясина очень любит жрать нас, следует быть аккуратным, благой Дей. Но Трясина же и дает средство справиться со своим проклятьем. Если знать, как готовить Чистую воду, выжить можно.

И улыбается, улыбается — дикий, неправильный, не-благой ши!

— И сколько раз ты готовил её для себя?

Неблагой Бранн улыбается, радостный от деевой проницательности, изумрудные феи в глазах опять вырываются на волю и пускаются в пляс.

— Я не помню, благой Дей. Трясина очень упорна! Я живу здесь долго. Боюсь, теперь мне достаточно ее нюхать.

— Ты не нашел лучшего места для житья?

— Это был мой выбор! — вскидывает голову Бранн. — Это болото умно, для него нужен особый страж, иначе пожрет всех, поумнеет и разрастется, распространится на все земли, и ничего уже не…

Мой Дей, ничего. Ничего, что твои глаза закрываются. Не вскидывай голову тревожно на каждый шорох, это всего лишь вздыхает болото, злое, голодное, хищное болото, лишившееся ужина. Поспи хоть немного. Этому неблагому можно доверять.

Перед тем как окончательно погрузиться в сон, Дей проводит рукой по плечу. Это почти что «спокойной ночи» для меня. Бранн недоуменно косится, но молчит. Затем продолжает вновь говорить о болоте, и Дей засыпает под его монотонный речитатив. Неблагой смотрит на вздрагивающего во сне волка, а потом набрасывает на него свой плащ.

Когда Дей просыпается, брезжит рассвет. Неблагой не спал вовсе, он всматривается в так и не померкшие огоньки. Что-то его настораживает. Я не знаю, какое тут обычное утро, но сегодняшнее мне не нравится целиком и полностью. Тусклый свет, шепот болота, волны, идущие по воде непонятно откуда, набухающие все больше пузыри, пляшущие огни на кривых корягах.

Бранн бормочет сам себе, словно подтверждая мои и свои опасения:

— Возможно, рано. Стоит еще подождать, — поворачивает голову по-птичьи. — Куда же ты путь держишь, просто Дей?

После вчерашнего спасения волк без колебаний снимает меня с плеча и протягивает Бранну. Тот не удивляется. Мне кажется, он видит меня,

хоть и нечетко.

Дорогу?

Не знаю, мой Дей, не знаю. Мне нравится сидеть на твоем плече. Не хочу я ступать по чужим рукам, не надо трогать мой живот, щекотно!

Неблагой осторожно принимает меня… Его ладонь не враждебна, но непривычна.

— Покажи ему, — говорит Дей.

О, мой волк, если ты просишь… Дорога, помеченная друидами, бежит вперед, она видна до горизонта строгой желтой линией. Но Бранн легко тянет ее на себя, словно бечевку, бормоча:

— Кто тебе дал эту карту, просто Дей? Ей не одна тысяча лет. Тогда и трясины тут не было. А тут, вот тут — тут обрыв! Еще хуже, чем мое болото.

Эй, вот не надо так меня крутить!

Неблагой основательно упирается сапогами в землю, ухватывает ленту двумя руками, и она приближается вместе со смутными образами реальности. Я успеваю подметить долгий путь, горы, воду, много воды, над ней кружат странные птицы, похожие на драконов. Золотой песок, золотой город из перевернутых домов. Резная белая башня парит на землей. Там, на самом верху, горит заветный цветок. Там конец нашей дороги.

Бранн, поцокав языком, отпускает меня и ленту, лежащую у его ног пылающими кольцами. Она вытягивается, распрямляется обратно в струну.

А я перепрыгиваю на Дея. Уф, аж голова кругом.

— У тебя, видно, сильный поручитель, раз ты суешься к цветку папоротника, — щурит холодные глаза неблагой.

— Поручитель? Какой поручитель? Нет у меня никакого поручителя!

Какие-то правила неблагих, о которых нам неизвестно. И похоже, правила серьезные, раз Бранн не только приподнимает брови, но и стрижет острыми ушками.

— Ох ты, благой-благой! Ты же утонешь еще в Хрустальном море без поддержки неблагого королевской крови. Возвращайся откуда пришел.

Равнодушия уже нет, непонимания — целое болото. Дей злится, рычит, а Бранн продолжает:

— Что, Майлгуиру маловато показалось четырех волшебных предметов, он захотел средоточие магии? Сына не пожалел?

— Отец пытался запретить мне!

— Тогда что тебя занесло сюда? Гордыня, беда всех благих?! Подвигов захотелось, как у древних богов? Объясни мне, неблагому! Почему ты прешься по нашим и вашим землям, пугая все живое и не разбирая дороги? Думаешь, мне тут мало покойников, еще и благих хоронить?! — и смотрит зелеными глазюками в пол-лица.

О, я знал, я знал, чей это взгляд! Не он ли заманил нас на маковое поле?

— Что сподвигло тебя нарушить законы вашего двора и правила волков?

Дей открывает медальон.

— Она.

Я тоже смотрю, я подзабыл, какая ты, моя госпожа. На островке посветлело от твоих волос, а призрачные огоньки болота словно загорелись ярче.

— Алиенна, принцесса Солнца, — читает Бранн тонкую вязь. — Она… — ши замирает, вглядываясь в рисунок.

— Она прекрасна.

— Вы все-таки слепцы, благие. «Прекра-а-асна»! — дразнит он Дея. — Доброта, чистота, ясный огонь.