Тень Люциферова крыла (Посланник)

Головачёв Василий Васильевич

Сухов пришел в себя уже дома, на кровати. Долго глядел на инженера, не узнавая, потом отвернулся к стене, как бы давая понять, что обвиняет в случившемся именно приятеля. Толя, понимая его чувства, не торопился оправдываться. Приготовив тонизирующее снадобье: чай, отвар шиповника и женьшеневый настой, - заставил танцора выпить. Потом сел рядом и начал читать книгу.

Никита не выдержал первым. Жаловаться однако не стал, пересилил себя. Сказал с горечью:

– Взяли меня, как цыпленка! Эй, интеллектуал, говорят, пособи-ка подвинуть лестницу. Ну и я помог... "Свита Сатаны"? Или ЧК?

–

Обычные люди, соотечественники.

– То есть какие еще соотечественники?!

– Боевики в них вселились, в их мозг. Это называется психовселением.

Никита немного поразмышлял.

– Я думал, такие трюки возможны только в литературе. А почему же тогда в меня никто не вселился? Насколько проще убрать меня таким образом: влез в мозги, приказал броситься вниз с высотного дома, и дело с концом.

– Психоматрица не всесильна, подать приказ телу выполнить акт самоубийства она не может, организм сопротивляется на уровне инстинктов, на уровне подсознания. А вот убить другого - пожалуйста.

Никита снова немного поразмышлял.

– Скоты! Зачем я только ввязался в это дело! Или еще не поздно выйти из игры?

Такэда молчал.

– Ясно, - вздохнул Никита, - значит, поздно. Но ведь я ничего еще не сделал, почему они решили меня убрать?

– Скорее всего, это профилактическая проверка работы "печати зла". Но могут быть, верными и другие варианты. Скажем, у них здесь есть свои наблюдатели. Или же "печать зла" обладает обратной реакцией, сигнализируя хозяевам о тщетности заклятия.

Факт, что они послали малый патруль "бархатного вмешательства".

– А что, есть и большой?

– Бывает малый, специальный и достаточный патрули. В малом - трое боевиков, в специальном - пятеро, ну а достаточный - это прайд СС, уйти от него, наверное, невозможно. Как и от десанта ЧК. Хорошо, что в нашем случае малый патруль был вселённым.
– Такэда помедлил.
– Тебе надо исчезнуть. Кит.

– Как это - исчезнуть?
– повернул к нему голову Сухов.
– Куда исчезнуть?

– Совсем. Из города. Из страны. Надо инсценировать твою смерть. Похороны.

– Ты с ума сошел! А мама? Ты о ней подумал? Ксения тоже...

У меня же куча родственников, друзей...

– Маму мы на некоторое время отправим куда-нибудь подальше, к родственникам, пока ты будешь овладевать собой. А с Ксюшей... тоже что-нибудь придумаем. Или у тебя есть другие идеи?

Никита отвернулся, несколько минут молчал.

– А я куда денусь? Буду жить под псевдонимом?

– Вместе со мной. Мне тоже придется "погибнуть". У японцев есть такой обычай - дзюнси: вассал следует в могилу вслед за своим господином, сюзереном.

Никита сел на кровати, бледный до синевы, грустно улыбнулся.

– Ну и судьбу ты мне накаркал... вассал.

– Старый ворон не каркнет даром. Ну что? Решено?

– Мне надо попрощаться с... Ксенией.
– Имя девушки Сухов выговорил с трудом.
– Понимаешь? Или нельзя?

В прихожей раздался звонок. Никита подскочил, с испугом глянув на друга, который рассматривал перстень, подмигивающий зеленым зрачком.

– Иди, прощайся, - вздохнул Толя.
– Видимо, вы с ней одного поля ягоды. Это Ксения.

Никита

вихрем промчался по комнате, открыл дверь и встретил улыбку художницы, одетой по-дорожному. У ног ее стояла огромная сумка.

– Вот и я, - сказала она певуче.
– Не выдержала. Толя будет ругаться...

Больше она ничего не успела сказать, потому что Никита уже целовал ее в губы.

Похоронная процессия была не очень большой и шла недолго: от подъезда дома, в котором жил погибший, до автобуса-катафалка с черной траурной лентой насчитывалось всего полсотни шагов.

Хоронили двоих: молодого парня, бывшего акробата и танцора, и его друга, бывшего инженера-электронщика. Одному едва исполнилось двадцать шесть лет, второму тридцать два. Правда, увидеть, какими они были, не представлялось возможным: хоронили их останки, завернутые в белое полотно. Оба погибли в автокатастрофе - их машина врезалась на повороте в дерево и загорелась, так что опознать их по лицам было невозможно, разве что по личным вещам, да мать более молодого узнала сына по родинкам на плече.

На кладбище, пока произносили прощальные речи представители делегаций театра, в котором выступал танцор, спортивного комитета и Института электроники, где работал инженер, к одному из рабочих похоронной команды подошел пожилой лысоватый мужчина с брюшком; он бродил среди могил, когда привезли погибших.

– Кого хоронят?

Рабочий, молодой, загорелый, в черной рубашке, разматывающий длинное полотенце, оглянулся.

– Говорят, какого-то мастера спорта по акробатике и его друга-японца.

– Молодые?

– Да кто их знает, отец. Говорят, молодые, разбились на машине и сгорели.

– А как их опознали?

Рабочий пожал плечами.

– Что за интерес, отец? Опознали, иначе не хоронили бы. Да и кто мог ехать в машине спортсмена, кроме него самого?

– Ну, угнал кто-то...

– А ты часом не из милиции, папаша? Так их спецы уже провели расследование.
– Парень отошел к гробам, возле которых стояли родственники погибших, человек двадцать.

Пожилой мужчина проводил его взглядом, долго смотрел на гробы, на которых заколачивались крышки, и тихонько отошел к деревьям у прохода. К нему подошел еще один мужчина, совсем старик, они поговорили о чем-то, а затем вдруг начали оглядываться в недоумении, будто не понимая, как и зачем сюда попали. Они приходили в себя долго, в течение всей церемонии, и по их лицам было видно, насколько они удивлены и напуганы. Правда, за ними никто не наблюдал.

Похороны закончились. Гробы закопали, на холмиках установили обелиски с крестами, обнесли оградой. Близкие родственники погибших сели в микроавтобус и уехали, за ними потянулись автобусы с похоронной делегацией. Кладбище в этом неуютном уголке, с готовыми ямами для очередных умерших, опустело. А затем к свежим могилам подошел человек в странном зелено-сером с разводами комбинезоне, огромный, широкий, с бледным лицом и бездонно-черными глазами. Постоял в задумчивости у могил, пристально глядя на обелиски с фотографиями похороненных, и тяжело, но бесшумно, канул в заросли за оградой. На свежей земле у ограды остался отпечаток его ботинка: рифленая подошва и в центре вдавленный трезубец.