Тень Люциферова крыла (Посланник)

Головачёв Василий Васильевич

Через час после окончания похорон в квартиру к матери более молодого из погибших Никиты Сухова позвонил тот же человек в пятнистом комбинезоне, с черным чемоданчиком в руках. Ему открыл один из родственников Сухова, его дядя по материнской линии Федор Тихонович Симагин.

– Извините, здесь проживает гражданка Сухова Мария Ильинична?

– Проходите, - посторонился Симагин, круглый, потный, в костюме несмотря на жару.
– У нас тут похороны, помянете ее сына. А что вы хотели?

– Я не знал, извините. Газ-служба, обычная профилактика.

Я зайду в следующий раз. А что случилось?

– Погиб ее сын.
– Симагин вытер лоб платком, поморщился.
– Несчастный случай, разбился с другом

на машине, она загорелась...
– Федор Тихонович махнул рукой с платком.
– В общем, еле узнали, да и то по родинкам на плече.

Гость сожалеюще поцокал языком.

– Да, это неприятно.
– Увидев удивленный взгляд родственника, заторопился.
– Извините, у меня еще много заказов.

– Ничего себе - "неприятно"!
– пробормотал Симагин, провожая его взглядом, но тут же забыл об этом, возвращаясь в квартиру, где царила тягостная атмосфера воспоминаний и последних тостов вослед безвременно ушедшему.

Самолет взлетел в девять часов вечера из Быково, и Сухов с каким-то новым доя себя чувством потери глянул на город сверху: скопление рукотворных холмов из бетона, кирпича, стали, стекла и асфальта, среди которых сновали металлические жуки - автомобили и ползали мураши-люди. На душе скребли кошки, было муторно и тоскливо, и до боли в желудке хотелось проснуться и зажить прежней, расписанной по мелочам жизнью. Но танцор знал, что это невозможно, возврата к прежней жизни не было, как бы ни повернулось колесо судьбы. И все же сердце жаждало успокоения, а не борьбы. Все еще помнились глаза матери, растерянные, ничего не понимающие, не умеющие лгать, и сжималось сердце в тревоге за нее: сможет ли она сыграть убитую горем мать, если кому-то из неведомых далей и времен вздумается проверить, умер ее сын на самом деле или нет.

На свои похороны Никита не пошел, вернее, его не пустил Такэда, предпочевший не рисковать. Ксения присутствовала на кладбище и должна была рассказать все подробности, хотя и месяцем Позже, когда все поутихнет. Как и мать, она знала правду, но роль свою сыграла вполне искренне, понимая, что от ее поведения зависят последствия "похорон".

Улетали "погибшие" без нее, девушка даже не знала - куда, но готова была ждать весточки и прилететь по первому же зову.

Такэда, сидевший рядом, искоса поглядывал на друга, но молчал, понимая его состояние. Сухов отрезал свои длинные волосы, волной падавшие на шею, отрастил бородку и усы и теперь походил на коммерсанта, спешащего по делам на край света - в Хабаровск.

Такэда тоже отрастил усики "а ля Чарли Чаплин" и превратился в типичного экранного мафиози, связываться с которым не стоило никому.

Операцию с "похоронами" они разрабатывали почти месяц, а осуществили в середине сентября, когда подвернулся случай.

Во всем мире существовала практика негласной перевозки и похорон трупов из полиции или милиции, "прошедших опознание, но не опознанных". Чаще всего такими становились одиночки, уехавшие из родных мест и погибшие на чужбине, в авариях, катастрофах, а зачастую и от ножа бандитов. На этот раз милицейский "ворон" перевозил в Москву из Реутово десять молодых парней, целую команду "самоубийц", путешествующую по стране на велосипедах и не имевшую никаких документов: все они, перепившись, спали на сеновале в одной из деревень и сгорели в одно мгновение, не успев сообразить, что случилось, когда одному из них захотелось покурить.

Машина с останками слетела с шоссе в овраг ночью - лопнуло переднее колесо, и водитель не смог удержать холодильник на дороге: к счастью, сам он остался жив, как и сопровождающие мертвый груз. Правда, этим повезло меньше, оба милиционера получили сотрясение мозга.

Сообщение об аварии пришло в центральное городское ГАИ в первом часу. и тотчас же это стало известно Такэде, компьютер которого давно "дежурил" в сети компьютеров

всех тревожных служб Москвы. На место происшествия инженер приехало Никитой через полчаса, опередив гаишников и милицию. Еще через несколько минут два полуобгоревших трупа, завернутых в гардины, лежали в кабине "сотки" Сухова, а остальное было делом техники. Водитель возился с потерявшими сознание милиционерами и ничего не заметил. Выяснили ли милицейские чины пропажу останков двух человек, друзья так и не узнали.

Самым трудным делом оказалось воспроизведение на плече одного из трупов, соответствующего по габаритам и мускулатуре Сухову, наколки, имитирующей родинки-"семерки", но в конце концов Такэда, специально консультировавшийся по данному вопросу, справился и с этим. Все их действия так психологически измотали танцора, что он едва не сорвался, крича шепотом, что плевать он хотел на все эти СС и ЧК, что хочет жить, как все люди, пойдет в госбезопасность и во всем признается, и будь, что будет, Такэда не возражал, продолжая начатое, и пыл Сухова иссяк, хотя потом он признался, насколько все это ему противно.

День они готовились к "операции отхода", а пятнадцатого сентября вывели ранним утром машину, выехали за город и удачно разбили ее на повороте о ствол огромного тополя, уложили подготов тенные трупы надлежащим образом внутри и возле машины и подожгли ее. Похороны состоялись через два дня...

Самолет набрал высоту, стюардесса разнесла напитки, но Сухова сон не брал, несмотря на то, что в последние сутки нервы его напряглись до предела, а сейчас наступило расслабление. Не спал и Толя, делая вид, что читает. Устал и он, взяв на себя на этом этапе всю тяжесть путешествия. В отличие от Никиты, все еще сомневающегося в верности их действий и реальности происходящего, инженер точно знал, что опасность смертельна и возврата к прежней жизни не будет. И только он один ведал, куда они летят и зачем.

В Хабаровске еще лет десять назад был создан Центр русского боевого искусства - ЦРБИ, инструктором-наставником которого стал учитель Романа, мастер шестой категории россдао, ученик знаменитого Деда, Иван Григорьевич Красильников. Такэда надеялся договориться с ним обучать Никиту, с успехом начавшего путь бойца у Романа.

– Он просто талант!
– вспомнил инженер слова инструктора.
– За два месяца обогнал моих орлов, которые занимаются уже по году-полтора! Если так пойдет и дальше, он и меня обгонит через год.
– Через год, повторил про себя Толя. В том-то и дело, что года в запасе у него нет. Главное, чтобы в ходе занятий он осознал две истины: важна победа не над противником, а над собой, это раз, и два - побеждает не борющийся против чего-то, побеждает борющийся за что-то...

– А как было все здорово!
– сказал вдруг с тоской Никита, не отрывая взгляда от иллюминатора, словно разговаривая сам с собой.

– Ты что?
– покосился на него Толя.
– Машину жалко, что ли?

Сухов на шутку не ответил и продолжать не стал, но Такэда и так понял его мысль: танцор до вмешательства в его жизнь темных сил жил в своем мире, удобном во всех отношениях, созданном для таких же, как и он, людей искусства и спорта, и потому оторванном от остальных миров, в которых на разных уровнях достатка и бытовых условий жили другие люди, от безработных до президентов, членов банд и мафиозных кланов. Оказавшись за бортом своего достаточно прочного ковчега, столкнувшись с чужим миром жестокости, насилия и страха, поняв, что теперь необходимо жить иначе, решать все самому и отвечать за последствия каждого шага, Никита Сухов, чемпион России по акробатике, серебряный призер чемпионата мира, великолепный танцор - растерялся. Умом он понимал, что спокойное течение бытия закончилось, но душа все еще жаждала возвращения. А почва под ногами была зыбкой, неверной, колеблющейся, как слой торфа на болоте...