Тень на обороте
Шрифт:
Плохо, что Тригорье обжили неравномерно. Селения перемежались обширными пустошами, усеянными остовами покинутых деревень.
— Одно время здесь обосновался безумный маг, — пояснил я, когда мы покинули очередное селение и выбрались на казавшиеся безнадежно необитаемыми просторы. — Вот люди и разбежались.
— Местные сказали, что впереди должен быть замок.
— Значит, будет.
Но впереди все так же равнодушно стелилась каменистая, поросшая низким кустарником холмистая земля, без малейших признаков жилья.
—
— Похоже на шалаш овечьего пастуха.
В небрежно сложенном из толстых кривых стволов, невесть откуда взявшихся в этом царстве кустов, шалаше было сыро и затхло. Задержавшись там на некоторое время, в надежде обрести пристанище, мы не сговариваясь, сбежали на воздух. Потому что внутри было… неуютно. Все время казалось, что убогая хижина умостилась над невидимой пропастью.
— Может, она заколдована? — нерешительно предположила Илга, когда мы собирали хворост для костра, удалившись от негостеприимной халупы.
Небо наливалось лиловым. Солнце давно скатилось за горизонт, но по-настоящему темнеть начало только сейчас. Искры разведенного огня кололи мрак. На черных, прогоревших ветках туго плескались алые и оранжевые пятна, обметанные почти прозрачными лохмотьями пламени. От струящегося тепла шевелись волосы.
Илга поджаривала хлеб, надетый на палочку с таким сосредоточенным видом, словно занималась важным государственным делом. Не иначе готовила очередной вопрос из серии: «а правда…»
— А это правда, что Оборотням на остров приводят заколдованных девственниц?
— Что это всех так повернуло на девственницах? От них и незаколдованных спятить можно, — с чувством пробормотал я.
— И тебе приводили?
— Зачем? Я достаточно часто выбираюсь с острова… И предпочитаю тех, кто отвечает взаимностью.
— Находятся такие?
— По-твоему, я ни в ком не могу вызвать симпатии? — Я просто хотел съехидничать, но Илга внезапно смешалась. Глянула странно и тут же спрятала глаза. Помолчала несколько секунд, явно борясь с собой, а потом вдруг выдала с неожиданной серьезностью:
— Можешь. Если не знать, кто ты, то очень даже…
— А если знать?
Стало так тихо, что треск хвороста в огне сделался неправдоподобно громким и отчетливым. Даже искры, кажется, взлетали, попискивая.
— Все равно можешь, — бросив еще один взгляд исподлобья, буркнула она через силу, позволив честности победить нежелание признавать в Оборотне даже минимальные достоинства. И спеша сменить тему, живо спросила:
— Какая она?
— Кто?
— Та, кого ты хотел найти вместо меня?
Красивая… А еще нежная и веселая. Не такая, как ты, — хотелось ответить в сердцах. Только слова не шли с языка. Однако вовсе отмолчаться не удалось. Илга, почувствовав мои колебания и мигом позабыв про хлеб, не отставала:
— Ты не похож на человека, который бросится, позабыв все, за любимой.
Я хотел было оскорбиться,
— А ты любил ее?
— Это не твое дело… Но я отвечу, если скажешь, почему ты не любишь своего Яннека, хотя зовешь женихом?
— Я люблю его! — возмущенно и предсказуемо вскинулась Илга. Даже подгоревший сухарь в огонь уронила.
— Чепуха! Любящие предпочитают быть ближе к любимым. Особенно, если те при смерти. Ты же делаешь все, чтобы не вернуться домой.
— Неправда! Я очень хочу домой!
— С Полуденных островов есть прямой рейс на Пепельное ожерелье.
Она сердито поджала губы и, после паузы, твердо заявила:
— Я делаю все ради Яннека! Даже если я бы осталась с ним, то ничем помочь не смогла бы. Им пока хватит денег, а я… Я должна была найти способ, чтобы спасти Яннека.
— Хотеть помочь — не значит любить.
— Хватит скалиться! Если у тебя нет дорогого человека, ради которого ты готов на все, то это только твоя беда! Ты не поймешь, зачем мне это нужно. И глупо думать, что все такие, как ты.
— Спорим, вы даже ни разу не переспали?
— Да какое тебе… — она задохнулась, не находя подходящих слов. — Какое тебе дело вообще?
— Скажи правду.
— Я сказала. Мы с Яннеком с самого детства вместе. У нас все было общее. Мы понимаем друг друга с полуслова…
— Ну и что?
— … тетя Ла изо всех сил старалась, чтобы я чувствовала себя в ее семье счастливой.
— И, боясь обидеть добрую тетю, ты не решилась отказать ее сыну?
— Я… — Она замолчала, снова стиснув рот так, что ямочки под скулами стали глубокими и резкими. Подумала и фыркнула: — Хитрец! Мы не заключили договор, а ты уже все выспросил. Так ты скажешь, любил ты эту свою?..
— Никку. Зачем тебе это знать?
— Интересно, умеют ли любить Оборотни… Договор?
— Согласен. Да, я любил Никку, — на этот раз слова легко сорвались с губ. Правдивые, и в то же время таящие фальшь. Я и сам удивился.
Илга заметно растерялась. Кажется, она не ждала, что я отвечу. Опустила глаза, задумалась, выковыривая палочкой из костра уголек, оставшийся от сгоревшего хлеба. Заговорила не сразу.
— Не знаю… Только не подумай, что я хочу увильнуть от ответа! — прямодушная Илга не допускала двусмысленностей. — Я, правда, не знаю… Яннек очень хороший. Надежный и добрый. Вот он точно любил меня. И я обещала стать его женой. И да, ты угадал, мы не спали вместе… Доволен? Не знаю, как на вашем распущенном юге, но по нашим традициям этого нельзя делать до свадьбы, а Яннек очень берег меня… Тебе не понять, — она покосилась мрачно и с вызовом. — А потом он заболел. Сначала мы думали, что через сезон, другой он поправиться, но становилось только хуже… И теперь я просто не могу бросить его. Это же предательство!