Тень над скульптурой

Храбрый Андрей Андреевич

– К Ивану Давидовичу, имел в виду мой товарищ, – поправил Катаев.

– Вон сидит, – женщина недружелюбно махнула рукой, звякнув золотыми цепочками на запястье.

– Иван Давидович? – шепнул Роман Александру.

– Его покойный отец, – тихо отвечал тот, – просто бредил стать русским. Но об этом лучше ни слова.

– Само собой…

– Иван Давидович! – приветливо выкрикнул Александр.

– Ну наконец-то, – протянул хозяин ресторана. Поднимаясь, он опирался о стол старыми руками, кажущимися иссохшими ветвями некогда могучего дуба. – Александр…

–

Михайлович, – напомнил тот. – А это, – он смирил Беляева придирчивым взглядом, пощипывающим кожу. Нос! Этот огромный уродливый нос бросается в глаза… – Мой олицетворенный банк. Роман Юрьевич. Инвестор.

Беляев лишь недовольно брякнул под свой уродливый нос. Иван Давидович обменялся с Катаевым рукопожатием, преднамеренно забыв Романа на обочине.

– Партию?

– Иван Давидович… – начал было Александр, но старик тут же оборвал его одним взмахом ладони.

– Жаль. Очень жаль, – он обернулся и бросил на расставленные фигуры полный тоски взгляд, с каким глядят на возлюбленную из окна отчалившего от перрона поезда… – Было бы время… А шахматы спешки не терпят… Что ж, тянуть незачем… Экскурсию?

– Само собой, а партию… Отложим до спокойных минут. Хорошая игра требует сосредоточенности и рассудительности от двоих.

– Зал, собственно, уютный у нас, – говоря, он раскинул руки во все стороны, словно в намерении обнять всех братьев и сестер разом. Несмотря на перенятое от отца стремление в корне стать русским, он так и не сумел избавиться от грузинского акцента. – Мы работали чуть более года, но мебель чистенькая, свежая, считайте. Ни потертостей на диванах, ни дыр… Лично проверял каждый в отдельности, но и вы, наверное, захотите осмотреть…

– Без придирчивости сыщиков, – улыбнулся Александр и прошелся к панорамному окну, поворачивая голову то вправо, то влево…

Предназначенный для шумных гостей, для музыки, для чудесной еды, для веселья и восторженных воплей, утонув в тени, зал безжизненно пустовал. Сердце тоской обливается, когда глядишь на это кладбище свободных кресел и стульев…

– Веранда на месте?

– Что? Слух и старость, понимаете ли, – старик постучал пальцем по уху и сразу же поплелся к Александру. Роман для него был пустым местом. – Что говорите?

– Веранда. Веранда есть?

– Есть, – самодовольно отозвался тот, облизнув губы. – Имеется все, кроме второго этажа.

– Взглянем? Вся беда большинства ресторанов в том, что они слишком мало надежд возлагают на веранды.

– Но веранда не передает той изюминки атмосферы, – затараторил тот, пухлой ладонью указывая на широкую дверь в стороне, по бокам которой висели собранные шторы … – Впрочем, каждый художник. Идемте, прошу.

– Кто дал команду слезы лить? – бросил Александр Роману Юрьевичу, статуей застывшему на месте возле столика с шахматной доской. – Было велено разведать обстановку!

Иван Давидович вывел Александра на веранду, откуда открывался вид на Финский залив. Под ногами пляж. Песок завален булыжниками. Темная вода совсем крохотными волнами накатывает на берег. Листья музыкально шелестят. Воздух свежий, очищающий замученный разум,

таким-то легкие одно удовольствие надувать. Безлюдье. Катаев оперся руками о парапет веранды. Как капитан, всматривающийся вдаль и прикидывающий, сколько морских миль еще осталось преодолеть, чтобы вернуться к семье, он уставился вдаль, чуть вытянув подбородок вперед.

– Хорошо тут.

– Да, хорошо, – подхватил хозяин. – И людей на пляже практически нет. Все время пусто и тихо. Ни одна душа не беспокоит…

– Люди – не помеха… Послушайте, – Александр решительно обернулся и уставился в густые брови Ивана Давидовича. – Отойдя от дел… Настоящая природная мудрость ведь приходит с годами… В чем ваше счастье?

– Счастье? – переспросил он содрогнувшимся голосом, как будто заслышав давно забытое страшное слово. Морщинистый лоб напрягся. Старик ногтями почесал седую репу с короткими волосами, скошенными парикмахером… – В здоровье. Когда не требуется ходить по врачам, сдавать анализы, когда ничего не болит… В старости кажется, будто счастье в юности, а в юности кажется, будто… Много чего там кажется, – и он отвернулся, отстучал каблуками несколько шагов к двери. Отворил ту и через плечо кинул. – У вас еще все впереди, но что о том понапрасну болтать. Идемте, посмотрим кухню и оставшееся…

Шахматное поле сражения замерло в ожидании человеческой мысли, которая все никак не являлась…

– Тебе-то как? – локтем толкнул Катаев в плечо Беляева.

– Ни один диван не испорчен.

– А стоило сомневаться? – усмехнулся старик. Черные небольшие чашечки из-под кофе опустели, и Иван Давидович, предчувствуя приближающуюся разлуку, застывшую, как смерть без косы, на пороге, скривил пухлые губы.

– Замечательный ресторан! – восхищенно взмахивал руками Александр. – В замечательном месте с замечательной верандой, на какую я возлагаю огромные надежды. Даже чересчур огромные!

– Знали бы вы насколько тяжело прощаться, – понурил голову старик. Он из последних сил сдерживал слезу…

– Место что надо, – сцепив руки на животе, подхватил Беляев. В этом уголке грузинских традиций не было существа более жестокого и равнодушного, чем Роман Юрьевич. – Но вот вопрос с оборудованием…

– Оборудование за мной, – перебил Александр, сочувственно наблюдая за приунывшим стариком, который мысленно прощался с памятным местом, прокручивая в голове весь год с хвостиком, что он провел в хлопотливых заботах над кормящим пристанищем. – В договорах каждая мелочь будет прописана.

– Но персонал, – вдруг воинственно вскинул голову Иван Давидович, – вынужден увезти с собой. Все парни и девицы – мои братья и сестры, не по крови, но по духу.

– Да какие тут вопросы! Иван Давидович… – Александр тут же осекся. Спортивный автомобиль дожидался владельца снаружи…

– Что вы хотели?

В надежде на утешающее доброе слово старик во все глаза неотрывно уставился на будущего владельца ресторана.

– Выше нос, Иван Давидович, – вмешался Беляев, учуяв растерянность товарища. – Ресторан переходит в надежные руки.