Тень за окном
Шрифт:
– А я не курю, - грустно ответил Боксон, - я просто убиваю время...
– Тяжелый день?
– спросила девушка.
– Скорее, тяжелый вечер...
– сформулировал ответ Боксон.
– Тогда ложитесь спать, к утру пройдет!
– посоветовала собеседница.
– Я так и сделаю, мисс! Вот посижу немного, поразмышляю и пойду спать. Наверное, я даже смогу заснуть...
– У меня есть хорошее снотворное, могу угостить!
– Самое лучшее снотворное - это чистота помыслов... Во всяком случае, где-то я об этом читал. Спасибо, я не употребляю снотворное!
– Вы просто счастливый человек! В
– Я - англичанин!
– Вот здорово!
– восхитилась девушка, и тут же спросила: - А с Джоном Ленноном не знакомы?
– Нет, лично не знаком, но пару раз видел на концертах.
– Я хочу купить очки, такие же, как у него! Как вы думаете, они мне будут к лицу?
– У Джона Леннона обыкновенные армейские очки, такие по регламенту предписаны для военнослужащих армии её величества, а военная форма всем к лицу...
– Ну уж нет, военную форму я ненавижу!.. А что вы думаете про войну во Вьетнаме?
– Думаю, что американским солдатам там очень тяжело.
– И поэтому они убивают детей?
– Разве каждый американский солдат стремиться убивать вьетнамских детей? Назовите мне хоть одну войну, в которой не гибли бы дети... Причем с обеих сторон...
– Это не оправдание!
– студентка была настроена агрессивно-антивоенно.
– Я никого не оправдываю. Несколько лет назад, в марсельском порту, я видел, как с пароходов сходили на берег солдаты алжирской войны... Наверное, они сделали все, что могли, и не их вина в поражении... Во Франции есть поговорка - "На войне как на войне"... И если идет война, то гибнут дети... И чем быстрее прекратится война, тем больше их останется в живых... Да и солдат тоже. Мне трудно говорить о Вьетнаме. Когда-то там воевали французы. И были вынуждены уйти... Видимо, из Вьетнама уйдут и американцы. Американские парни едут туда умирать, а южные вьетнамцы запросто откупаются от службы в армии. Пусть бы они сами разбирались в своих проблемах...
– Бобби Кеннеди говорил так же. Жаль, что его убили. Побыстрее бы наши парни вернулись!..
– вздохнула девушка, и предложила, - Хотите немного покурить? У меня есть травка...
– Нет, - ответил Боксон после нескольких секунд раздумья, - с этой минуты я не курю марихуану.
– О, какое мужественное решение!..
– насмешливо произнесла собеседница.
– Не нужно смеяться над бывшим студентом Сорбонны...
– Вы были студентом Сорбонны?! Как здорово! У нас в университете мы все так переживали, когда вы сражались против этого старого фашиста...
– Против какого старого фашиста?
– насторожился Боксон.
– Против президента де Голля...
– Не смейте называть фашистом героя Сопротивления!..
– разозлился Боксон, но немедленно остановил себя.
– Лучше вылезайте из окна и заходите ко мне в гости - в этих пакетах сэндвичей, пива и кока-колы хватит на двоих до самого утра...
Девушку звали Ронни. Сексом она занималась напористо и самозабвенно, с акробатической виртуозностью и пронзительными криками в момент оргазма. Курить марихуану в своем номере Боксон не позволил, а Ронни особо не настаивала - ей в эту ночь блаженства хватало и без наркотиков. Потом Боксон произнес почти бессмысленную, незавершенную фразу: "Сделав это, я перечеркнул..." Рано
7
Журналистка Анжела Альворанте свой полуденный ланч устраивала обычно в итальянской закусочной "Траттория Тиджерино", что через дорогу от редакции. В траттории сносно варили кофе капуччино и предлагали семь сортов пиццы. Особо проголодавшиеся клиенты могли заказать огромное блюдо настоящих неаполитанских макарон. Прямо из зала через большое открытое окно можно было наблюдать за всеми манипуляциями на кухне. Клиентам нравилось. Для самых важных из них в погребе хранилось настоящее итальянское вино, для всех же остальных в меню были перечислены шедевры виноделов Калифорнии.
Анжела взяла свой стандартный ланч - кофе с сахаром и маленькую пиццу с шампиньонами, устроилась за столиком у окна (очень удобно наблюдать за улицей) и приступила к трапезе. Через полминуты за её столик сел высокий спортивный парень в кожаной куртке.
– Сеньора Альворанте, - начал он почти шепотом по-испански, - пожалуйста, выслушайте меня спокойно...
– Приходите в редакцию, там поговорим!
– ответила Анжела, тоном голоса показывая недовольство таким бесцеремонным вторжением в свою приватную жизнь (еда - процесс весьма личный!).
– Сеньора Альворанте, я только что был в вашей редакции. Там слишком много посторонних людей. Не будем вводить их в грех праздного любопытства. Однажды я подарил вам сенсацию, и сегодня я пришел получить долг...
– Я не понимаю, о чем вы говорите!
– Месяц назад вы получили горячую информацию о погибших мексиканских девушках. Помните?
(Ещё бы она не помнила! Анжелу Альворанте после появления статьи буквально осаждали не только коллеги из других газет, но и полицейские, и родственники многих других бесследно пропавших нелегальных иммигрантов. И один раз приходил увешанный золотом жирный мексиканец и очень интересовался приметами анонимного информатора.)
– Чем вы докажете, что это были именно вы?
– засомневалась журналистка, но подсознательно она уже поняла - парень употреблял именно тот литературный испанский, на котором ей рассказали о трагедии.
– У меня почти нет письменных доказательств. Но я был за рулем того грузовика. Вот мои водительские права.
Анжела разглядела весь список водительских категорий. Полный комплект чуть не четверть алфавита. И выданы в Лондоне, Соединенное Королевство. Она поверила.
– А зачем вы назвали шофером Антонио Лумиса?
– Так мне приказали федеральные агенты, нужно было отвести от меня подозрение.
– Тогда вы должны немедленно исчезнуть. Очень многие хотели бы поговорить с вами...
– Я понимаю! Но мне нужна ваша помощь, ибо до своего исчезновения я должен завершить некоторые неотложные дела.
– И чем же я могу вам помочь?
– Мне нужно внезапно встретиться и спокойно поговорить с новым любовником актрисы Сэнди Стивенс.
Удивление Анжелы Альворанте казалось безмерным:
– Но как я могу это сделать!? Даже в нашем отделе светской хроники имя Сэнди Стивенс не упоминали уже несколько лет.