Тепличный цветок
Шрифт:
– Ты сегодня охуенно милый, - говорю я ему.
– Потому что сейчас особый момент, - напоминает он мне.
– Взгляни вверх.
Я наклоняю шею, и мой взгляд скользит по глади плоского известняка, а затем я замечаю, машущего мне с высоты в 120 футов Салли.
– Ты взобрался без меня?
– я хмурюсь.
– Я думал, ты хотел сделать это вместе?
– Этот план был в силе, пока я не приехал сюда, - его ноги свисают с утеса.
– Я думал, что мы взглянем в лицо утесу, но вместо этого увидел здесь лишь сорняки и грязь. Так что я очистил скалу на пути твоего восхождения, - мне едва видно,
– Я не хотел, чтобы ты умер в Пенсильвании, подымаясь на сто двадцатифутовую гору. Если Рик Мэдоуз и покинет нас, то сделает это на реально большой скале.
– Спасибо, мужик, - говорю я, стараясь выразить своим тоном все свое почтение. Если бы взбираясь, я натолкнулся на неустойчивые камни и трещины в зацепах, то это было бы не к добру. Так что я благодарен за такого друга, как Адам Салли, особенно после все тех неурядиц, что возникали у меня в колледже после того, как я стал знаменит.
Салли никогда особо не волновался по этому поводу. Он даже практически не упоминает об этом. Мы познакомились в летнем лагере, взбираясь вместе на скалу, и делаем это и по сей день. Несколько месяцев в году я его не вижу, так как в течение уже нескольких лет парень много путешествует по миру с одним лишь рюкзаком, прогуливая колледж. Чтобы заработать немного он преподает альпинизм в спортзале. Но когда мы встречаемся, кажется, что расстались буквально вчера. Это с родни тому, чтобы снова оказаться в летнем лагере, начиная прямо с того места, на котором мы закончили.
Он такой друг, который останется со мной на всю жизнь. Не потому что мы делимся друг с другом хреновыми тайнами или горестями - мы не делаем ни того, ни другого - наша дружба базируется на общей страсти к скалолазанию. И даже несмотря на то, что я знаю, что могу умереть в одиночестве, взбираясь на гору, мне повезло разделить все мои достижения и триумфы с кем-то еще, кто понимает важность и суть достижения вершины.
– Я засеку время, - говорит мне Салли.
– Каков был твой первый рекорд?
– Ты, бля, знаешь все мои результаты, - он всегда рассказывал о них детям в лагерях, злорадствуя над моей скоростью восхождения каждый год. А затем, когда мы оба работали инструкторами, этот хрен рассказывал об этом профессионалам. А тогда, когда мы сами стали профессионалами, он стал рассказывать об этом каждому, кто был готов его слушать.
– Напомни мне, - говорит он.
Я опускаю руку в мел, а затем начинаю взглядом прокладывать маршрут наверх, чертов обрыв скалы покрыт кучей трещин и дерна.
– В первый раз я взобрался на эту гору, потратив на это гребаный час тяжкой работы, - отвечаю я ему.
– А какое твое последнее время восхождения?
Я хлопаю ладонями, отряхивая лишний мел.
– Шесть минут, тридцать восемь секунд.
Знаю, Салли сейчас улыбается. Мне даже не нужно на него смотреть, чтобы знать это.
– Увидимся наверху.
Мои губы растягиваются в улыбке.
И я взбираюсь.
* * *
Я не смотрел на свой секундомер, пока Салли засекал мое время, но восхождение ощущается иначе, чем год назад, когда я в последний раз одолевал эту гору. Я чувствую себя легче, свободнее. Сильнее.
Я уже у вершины,
Я двигаюсь быстро, не останавливаясь, чтобы перевести дух или обдумать альтернативные пути подъема. Вот, к чему я, вашу мать, стремлюсь и потому просто делаю это.
Мои мышцы натянуты, каждый дюйм моего тела задействуется, пока я принимаю новое положение. И в этот момент я должен удерживать все свое тело на двух пальцах. Я нахожу подходящую основу, чтобы перенести свой вес.
Бросаю один или два взгляда вниз и усмехаюсь. У меня нет проблем с высотой. А еще я знаю, что если упаду, то умру, но люди не осознают, каким уверенным я себе ощущаю. Если бы я не считал, что способен сделать это, то не делал бы.
– О мой бог, у него нет веревки!
– слышу я пронзительный женский крик, становящийся громче, по мере того, как я приближаюсь к вершине. На ней надет шлем, а возле женщины стоит ее инструктор, помогающий ей пройти этот сложный маршрут.
– Я знаю, - говорит Салли, все еще сидя на краю утеса.
– Это мой друг, - его улыбка растягивается буквально от уха до уха.
– Он сумасшедший, - говорит другой мужчина.
– Он профессионал, - поясняет им инструктор.
– Вам же я не советую пока что даже думать о свободном сольном восхождении.
И затем я одолеваю последние десять футов, это самая простая часть склона. Мои мышцы почти не болят. У меня осталось еще много сил, и это подкрепляет мою гребанную уверенность двигаться к взятию поставленных целей на Йосемити.
Я подтягиваю свое тело на выступ рядом с Салли. Люди просто наблюдают за мной, и я пытаюсь не устанавливать ни с кем зрительный контакт, на случай если они интересуются знаменитостями, реалити-шоу и другим подобным дерьмом. Возле инструктора собирается несколько человек, выглядя так, словно они не собираются к нам подходить.
Я поворачиваюсь к Салли, на лице которого играет дурацкая улыбка.
– Что?
– спрашиваю я.
Он расстегивает молнию своего рюкзака и достает заранее купленный торт, во время восхождения вся белая глазурь размазалась по пластиковой крышке контейнера.
– Здесь была надпись: Покори эту сучку, - он снимает крышку и тыкает пальцем в глазурь.
– Предполагаю, сейчас это больше похоже на Расчлени этот зуд,(Игра слов Climb-Limb/Покори-Расчлени и bitch-itch/сучка-зуд - прим. пер.) - он усмехается.
– Но знаешь, это даже лучше.
Трудно шутить, когда вас охватывают столь странные чужеродные эмоции. Я сжимаю плечо друга.
Он похлопывает меня по спине, а затем кивает на торт.
– Кстати, эта половина моя. Ты можешь взять половину с зудом, - он использует пластиковую вилку, чтобы разделить торт надвое.
Сначала мы едим молча, глядя на роскошный вид на карьер. До меня доносятся крики ужаса и возбуждения, когда парень прыгает с одного зубчатого утеса в плещущуюся в карьере воду.
После затяжной тишины, Салли говорит: