Теплый шоколад на десерт
Шрифт:
– Без разницы, – проронил Кэл и всунул ногу в ботинок, понимая, что нужно как можно скорее сматываться из этого дома. – Мне нечего тебе прощать, – ответил он достаточно холодно, стараясь быть терпеливым, – Поверь, это все не имеет значения – честное слово, Шэрон.
Она услышала какую-то странную ноту в его голосе. Она не понимала толком, что это такое, но все равно вспылила.
– Это имеет значение для меня, – резко ответила она, от ее наигранной мягкости не осталось и следа.
Поскольку он не отвечал, она воскликнула с горячностью:
– Сегодняшний день окончательно доказывает мне это.
–
– Что ты приходишь ко мне, когда хочешь ее. Ты даже не подозреваешь, что в момент оргазма выкрикиваешь ее имя. Ты используешь меня самым непотребным образом. Я миллион раз задавала себе вопрос – почему ты ее бережешь от себя. Почему позволяешь другим ее использовать по назначению. Ревнуешь, бесишься, следишь, но не даже не пытаешься трахнуть.
Его удивило, что она, сама того не зная, догадалась о настоящей причине, но всего лишь неопределенно хмыкнул, встал и потянулся на пиджаком, висящем на спинке стула. Движения Кэла были порывистыми. Он отошел от кровати.
– Я не использовал тебя, – возразил он и плотно сжал губы, взглянув на дверь, удивляясь легкости своей лжи.
– Я не использовал тебя, – зло передразнила его женщина, ее губы презрительно скривились, – Еще как использовал.
– Прелестно,- он сунул руки в карманы и уставился на Шэрон, – Использовал. Отлично, а почему ты терпела?
– А у тебя нет ответа? Невероятно, – она наигранно расхохоталась, – Ты же все всегда знаешь, – Шэрон покрутила рукой около своего лица, – Ты же все можешь прочитать, по подергиванию мускул, морщинкам, складочкам, приподнятым бровям …
– Не было особой нужды, меня все устраивало. Мы с тобой ни о чем не договаривались. У каждого своя собственная жизнью, между нами ничего не было и не могло быть, кроме секса. Мы всегда считали, никаких обязательств.
– Подсказывать не буду, – она вытянулась на постели, и перед тем как натянуть на голову одеяло, проговорила, – Ты сам ответил на вопрос.
Кел остановился, сдерживая поднимающееся раздражение. Наступила неловкая пауза.
– Мне пора идти. Я очень опаздываю. – это было сказано довольно ровным и спокойным тоном, но внутри у Кэла все кипело. Он пересек комнату, никак не попадая руками в рукава пиджака.
– Давай-давай, убирайся отсюда! Иди к своей даме сердца.
– Ты стерва, Шэрон, – бросил он ей в лицо, стоило лишь ей снова вынырнуть из-под одеяла.
Она истерически рассмеялась сквозь слезы, которые мешали ей видеть, потом провела рукой по глазам, пытаясь найти хоть каплю силы и совладать с собой, но безуспешно. Подавив рыдание, она закричала:
– Я стерва? А кто ты? Ангел? Должна признаться, одно мне любопытно: почему ты снова и снова приползаешь сюда, в мою постель, взведенный до предела и мечущийся от неосуществленного желания, готовый трахаться с кем угодно, если кто-то другой владеет твоим сердцем. А сейчас? Если я не ошибаюсь, врачи не дают ей не малейшего шанса. Она там под капельницами, еле дышит, а ты приперся ко мне с одной мыслью выебать Шэрон-давалку. Неужели ты настолько … – она не закончила фразу, увидев, как он изменился в лице от боли и отчаяния, сообразив, что перегнула палку обвиняя его, коснулась чего-то особенного слишком сокровенного того в чем он не желал признаться даже самому себе, того что безумно боялся. Она ни разу
Наверно если бы убийство могло разрешить его проблемы, он бы не задумываясь, свернул ей шею. Он сжав кулаки и сцепив зубы, замер посредине комнаты, и казалось не дышал, пожирая ее … она не могла дать характеристику этому взгляду, что застыл в его прищуренные глаза.
– Ты повторяешься, милая, – прозвучало холодно и презрительно с ленивым пренебрежением, но Шэрон невольно съежилась от страха.
– Кэл, прости меня, – в ту же минуту извинилась она, полная раскаяния. Ей стало по-настоящему жаль его, она испугалась, что зашла слишком далеко.
Она выпрыгнула из кровати и путаясь в рукавах, накинула халат.
– Кэл, прости меня! Я не хотела! Я, честное слово, не хотела быть жестокой и причинить тебе боль. Я люблю тебя, Кэл, – непроизвольно вырвалось у нее. Пожалуйста, прости меня. И забудь о том, что я только что говорила.
Он не отвечал. И больше не смотрел на нее. Ее больше не было в его жизни.
Он вышел на улицу, под дождь. Глубоко с хрипом вздохнул, втягивая в себя сырой и прохладный воздух. Дверь за ним глухо захлопнулась. Щелкнул замок. Это был конец. Конец того чего не было. Для него.
С какой-то потрясающей ясностью он вдруг понял, что используя Шэрон в качестве сексуальной игрушки, он причинял боль Джиллиан, однажды ранив ее, когда заставил поступиться принципами и солгать, а затем методично расковыривал больное место, приходя в офис благоухая чужими духами и запахом секса.
Он поднял воротник пиджака и пробежал через лужайку, открыл дверь своей машины и быстро сел в нее. Машина с ревом рванула с места. Он вцепился руками в руль, на его лице застыла маска ярости, на виске пульсировала жилка.
Он не заметил, как доехал до дома Фостер, притормозил и остановился.
– Можно я переночую в твоей гостиной на диване. Страшно не хочу домой.
– Конечно.
– Спасибо.
Воспоминание оказалось столь ярким и объемным, что Кэл с трудом удержал стон и скрипнув плотно стиснутыми зубами, лишь шумно выдохнул. Он не желал смиряться с мыслью, что может наступить момент не возврата, и он больше не сможет подойти к этой двери, постучать, прислушиваясь к движению в доме, ожидая появления Фостер. Не увидит ее улыбки и обеспокоенного взгляда, ее рука легонько не коснется его груди, и не будет обмена все понимающими взглядами, тех особенных теплых мгновений их дружеских объятий, когда не нужны слова, когда просто хочется вдвоем слушать тишину. Все его существо противилось такому развитию событий.
Прошлое и настоящее сплеталось в мыслях хитрым запутанным клубком. Несколько минут Кэл сидел, стараясь привести в порядок хаотически скачущие обрывки воспоминаний и недавнего разговора, успокаивая издерганные нервы. В его глазах застыло тревожное и отсутствующее выражение. Голова болела, тупо ныла поясница, а в ушах еще звенели злые слова Валловски. Она проявила крайнюю несдержанность, которую нельзя объяснить никакими обстоятельствами. Кэл вдруг неожиданно осознал, что в его поведении по отношению к Шэрон не было ничего, за что он должен был казнить себя. Он брал, она давала, не протестуя и не сопротивляясь. Он должен извиниться перед Джиллиан, она пострадавшая сторона в этом неправильном треугольнике.