The Beginning of the End
Шрифт:
Небет-Нун пришла, радостная и полная восхищения искусством своего господина. Она села на циновку, которую для нее вынесли, и посадила на колени мальчика. Сетеп-эн-Сетх засмеялся и протянул ручки к огню: утка, подвешенная над ним, уже распространяла восхитительный запах.
Синухет улыбнулся наложнице, проверяя готовность ужина ножом. Он сейчас напомнил ей первобытного охотника, который добыл мясо для своей семьи.
– Мальчику еще нельзя жареное мясо, заболит живот, - сказал египтянин, - но мы с тобой поедим.
Белла засмеялась. Вместе с радостным, почти священным чувством единения она ощутила вину. Эта вина никогда вполне не оставляла ее.
Однако Белла воздержалась от слов, пока мясо не приготовилось.
Тогда Синухет сам начал кормить ее, отрезая куски и протягивая их на ноже. Было так вкусно, что улетучились все посторонние мысли. Но когда они наелись и Синухет сел рядом, обняв Беллу за плечи, она высказала то, что ее мучило.
– Мне кажется, госпожа страдает. Она думает, что ею пренебрегают!
Египтянин улыбнулся; он глядел в огонь, хотя по-прежнему обнимал свою наложницу.
– Как странно воспитывают дочерей в твоей стране. Ты всегда защищаешь другую женщину, - заметил он.
Потом сказал:
– Я всегда любил Мути так, как следует мужу. Она никогда не желала большего, - Синухет взглянул на Беллу, и она поняла его.
– Возможно, она не желала большего, пока не появилась я, - грустно сказала англичанка.
Лицо Синухета стало непроницаемым; он пожал плечами и поднялся. Так делали мужчины, когда хотели закрыть тему.
– Но теперь уже ничего не изменить.
Синухет бросил нож на землю и ушел, оставив ее с мальчиком у догорающего огня. Белла кусала губы, глядя египтянину вслед… потом заставила себя обратить взгляд на сына.
Она поцеловала его теплую макушку. Вот главное оправдание ее жизни здесь.
Потом англичанка, поднявшись, разворошила угли и затоптала огонь. Она подобрала нож, брошенный Синухетом, и взяла Сетеп-эн-Сетха за руку, другой рукой перехватив нож поудобнее; они быстро пошли к дому.
Ее мальчик уже бойко бегал и даже пугал свою мать, натыкаясь на домашние препятствия. Скоро ему будет недостаточно общества девочек и женщин, и понадобятся сверстники…
Может быть, фараон действительно рассудил лучше всех.
Спустя три месяца Сети вернулся с победой. Вся страна ликовала - фараон захватил богатую добычу, золото, благовония, пряности, дорогое дерево для построек, которого всегда не хватало. Из Азии пригнали множество пленников - их отправят ломать камень для стен и храмов.
Тогда же Имхотеп после длительного молчания написал брату из Абидоса.
Жрец уведомлял Синухета, что его величество собирается в честь своей победы строить в Абидосе храм, посвященный Амону и Осирису вместе.* У Та-Кемет теперь много “живых убитых”*, которые нужны в строительстве, много сокровищ, и следует воздать почести богам,
Белла представила себе жрецов, надзирающих за работой каменщиков и резчиков, - работой, требующей колоссального труда, выжимающей из людей все соки… Что же требовало большей жестокости - сшибаться с врагами в кровопролитном бою или после победы вот так безжалостно использовать рабов и пленных?.. Неужели и женщины могли быть такими надсмотрщиками и советчиками?
Тамин могла бы, подумала Белла.
Спустя несколько месяцев Синухет впервые повез семью в Абидос, поклониться Осирису и посмотреть, как ведутся работы. Белла увидела начавшую подниматься громаду, окруженную строительными лесами, - над будущим храмом трудились каменщики, стоявшие на головокружительной высоте со своими молотами и резцами. Иногда кого-то из рабочих казнили за неверный удар и порчу камня. Иногда кто-то падал вниз и разбивался. Сетеп-эн-Сетх уже достаточно вырос, чтобы показывать пальчиком на этих людей и задавать вопросы, - но еще недостаточно, чтобы понимать их страдания…
Кифи через год после смерти сына госпожи родила еще одну дочь; а госпожа и Белла, хотя Синухет по-прежнему уделял внимание каждой, больше не беременели.
Сети предпринял новый поход, против шасу, также завершившийся победой. Расширение абидосского храма и Ипет-Исут продолжалось; приближенные жрецы соперничали и показывали свои таланты.
Время, насыщенное событиями, ускорило свой бег; Белла со страхом и грустью заметила у себя первые морщины. А ведь ей только недавно исполнилось двадцать пять лет…
Сын рос и требовал от нее все большего напряжения ума. Белла не сдавалась, и Сетеп-эн-Сетх освоил английский язык - и это было так странно, как если бы какого-нибудь средневекового английского йомена заставили выражать свои мысли современным языком. Круг понятий Сетеп-эн-Сетха был так же узок и архаичен; хотя благодаря матери он становился более развитым и вдумчивым, чем его сверстники. В “северную страну”, из которой явилась Белла, сын Синухета к своим шести годам верил твердо. Он уже спрашивал мать, не могут ли они туда отправиться.
Белла научилась прятать свои чувства.
– Может быть, и поедем, милый, когда ты вырастешь, - сказала она однажды.
– Но сейчас ты должен учиться, чтобы стать сильным и храбрым воином фараона. Скоро тебя отвезут в школу в городе его величества.
– А ты поедешь со мной в школу?
– требовательно спросил мальчик.
Белла смешалась. Она до сих пор не знала, как сама будет, когда сын начнет учиться так далеко; сможет ли видеться с ним.
– Я буду приезжать, и ты тоже будешь приезжать ко мне, - обещала она.