The Beginning of the End
Шрифт:
– Он теперь большой человек, - сказала Белла, посмотрев на Синухета.
– Да, - подтвердила Тамин.
– Будьте благодарны Имхотепу за будущее своего сына! Это он напомнил царю о сыне своего брата!
Белла подозревала, что фараон и сам не забывал о мальчике. А уж какую роль сыграет их родство с Имхотепом, еще неизвестно.
Скоро они тоже собрались спать. Прощаясь, Тамин прошептала Белле незаметно для Синухета:
– Мы еще побеседуем с тобой.
Белла пошла прочь рука об руку с хозяином, чувствуя, как горит лицо. Только бы он ничего не заметил…
Синухет или не видел того, что творится с нею, или игнорировал. А когда они разделись и легли на общую кровать, как всегда спали в путешествиях, он вдруг сказал:
– Амон-Аха заканчивает школу, и он в этом году насовсем приедет домой. Ему ведь уже четырнадцать.
Белла быстро повернулась к египтянину.
– Вот как? Что же он будет делать?
– Он может стать писцом при любом большом начальнике, - ответил Синухет с едва заметной улыбкой.
– Жрецом он не пожелал стать, как ты сама знаешь. И теперь… моему сыну пора привыкать помогать мне. Он получит в наследство мое имение.
Их глаза встретились. Потом Белла кивнула.
– Хорошо, - сказала она со смирением. В самом деле, разве могла она ждать другого?..
Она хотела заснуть, когда Синухет вдруг переместился так, что прижал ее к ложу своим телом.
– Я соскучился… по твоим губам, по твоему лону, - прошептал он, жарко приникая к ее устам поцелуем.
– Обними меня… Когда мы дома, мне все кажется, будто на меня давит тяжесть и мешает нам…
Белла приоткрыла рот, отвечая на поцелуй; а потом страсть любовника захватила ее. Он увлек ее за собой, подобно всем таким сильным мужчинам, детям земли и солнца. Она откинула голову, отдаваясь ему с восторгом.
Чтобы любить друг друга, им понадобилось убежать из дома, почти нарушить закон…
Потом Синухет сразу уснул, а Белле долго не спалось. Она размышляла - когда будет продолжен разговор с Тамин, и нет ли у жрицы каких-нибудь предложений? Может быть, Тамин способна помочь ей вернуться… или даже считает, что обязана это сделать?
Но не слишком ли теперь поздно? Ведь сын должен остаться!
И там, в будущем, война!.. Она сама это видела… и не забыла, как ни старалась!
– Это еще неизвестно… Ничего еще не известно, - прошептала Белла, ворочаясь на постели.
Она уснула, когда уже начало светать. А проснулась, только когда Синухет потряс ее за плечо.
– Я бы тебя не будил, но уже почти день, - прошептал он. Поцеловал ее в щеку.
– Приходили из дворца - фараон примет нас вечером!
Белла очень волновалась за сына, но он перед лицом фараона повел себя безупречно. Сети так понравились манеры мальчика, что он в присутствии всех придворных пожаловал ему ожерелье из эмалевых васильков, которое собственноручно надел на шею!
Сетеп-эн-Сетх покраснел и онемел от столь великой чести; а потом бросился к ногам владыки и поцеловал его сандалию. Фараон позволил ему и это, хотя по обычаю следовало целовать прах у ног царя…
Синухет был более чем удовлетворен после того давнего унижения. А Белла,
========== Глава 67 ==========
Амон-Аха превратился в серьезного и довольно привлекательного юношу, который, однако же, выглядел более субтильным, чем его отец и дядя. Имя “воитель” ему не подходило совсем - долгое учение в жреческой школе выработало у старшего сына Синухета ту скупость и скованность движений, которая более всего предрасполагала к сидячей работе и воспроизведению раз и навсегда усвоенных образцов. Иначе говоря, Амон-Аха стал теперь образцовым средним египтянином.
Если отец и был в чем-то разочарован таким наследником, он это скрывал. В честь окончания школы устроили маленький праздник в кругу семьи, в доме Тамин, - на котором было разрешено присутствовать и Сетеп-эн-Сетху, и его матери. Имхотеп до сих пор задерживался во дворце.
А на случай, если бы он вернулся раньше, Белле нашлось бы, где спрятаться. Тамин все продумала.
Сетеп-эн-Сетха рано увели спать - на другой день на рассвете ему предстояло идти в дворцовую школу, и мать простилась с ним загодя. Мальчика должен был сопровождать Синухет. Амон-Аха допоздна засиделся со взрослыми; и именно он первым услышал, что возвращается хозяин.
Залаяла собака, раздался стук копыт и колес по улице.
– Твой пес лает!
– воскликнул юноша, приподнимаясь с места и обращаясь к Тамин.
– Это дядя возвращается?
Глаза Амон-Аха расширились: он, как и остальные, побаивался Имхотепа, которого видел только издали, в облике недоступного жреца.
– Да, это колесница моего мужа, - сказала Тамин. Она посмотрела на Беллу, и та, кивнув, поспешно встала.
Теперь, когда у нее было целых два сообщника, она почти не боялась.
– Я сейчас уйду.
Белла выскользнула в коридор; и услышала, как внизу распахнулась дверь и простучали мужские шаги. У нее сильно забилось сердце, и она бегом промчалась до пустой комнаты, которую ей в этом доме предназначили в качестве укрытия.
Захлопнув дверь, англичанка перевела дух и, прищурившись, осмотрелась. Служанка оставила ей керамическую лампу, которая причудливо озаряла обстановку.
Здесь ничего не было, кроме тростниковой циновки на полу и битой глиняной посуды. Зачем-то ее сохраняли, может, из бережливости…
Белла села на циновку, поставив подбородок на колени.
“А что, если Имхотеп пожелает заглянуть сюда?..”
Вдруг ему понадобится уединение? Хотя это глупости, Имхотеп будет слишком занят с родственниками. И у него есть в своем доме, где уединиться.
Белла просидела некоторое время, царапая папирусное плетение ногтями и напрягая слух, - до нее доносились мужские голоса и женский, который возвышался над ними и звенел. Тамин отвлекала супруга… А может, она уже вовсе позабыла о чужеземке, несмотря на ее поразительную тайну. У нее наверняка своего хватает, а это открытие насчет Беллы Тамин сделала не вчера!