The Beginning of the End
Шрифт:
Люди Та-Кемет верили, что у всех вещей, как и у живых существ, есть свой двойник в тонком мире. Именно в этом был смысл наполнения гробниц. Меила могла вообразить, что эти древности говорили - нет, даже кричали о себе Имхотепу, когда он брал их в руки…
Жрец поднял на нее глаза.
– Эти вещи говорят мне: верни нас туда, где мы обитали.
– Ты слышишь их сильнее, чем вещи из моего дома?
– спросила египтянка, приобняв мужа в тревоге.
– Они тоже говорят, но их голоса уже почти стихли, - сказал Имхотеп.
–
– Она всегда темная?
– пробормотала Меила.
Жрец усмехнулся.
– Чего же ты ждала? Маат обернулась не-Маат, и наша правда - это ваша ложь.
Имхотеп по-прежнему говорил “ваша”, причисляя к новым варварам и ее. Что ж, он не ошибался.
– Главного не увидеть глазами, - прошептал ее муж.
– И эта слепота - счастье каждого, пока его сердце не пробудится к ответу.
Меила поцеловала его.
– Успокойся… забудь об этом. Сейчас ты дома, со мной.
Имхотеп наконец улыбнулся ей.
Остаток вечера они провели мирно, хотя больше не разговаривали. Имхотеп взял книгу - он полюбил английскую классику; а Меила села к столу порисовать. У нее было достаточно много свободного времени - и, как у многих богатых женщин, во время беременности проснулись некоторые артистические наклонности.
Вернее сказать, про себя Меила знала, что рисует талантливо: древнеегипетский стиль угадывался в ее манере, но это было больше, чем талант копииста, который требовался археологу.
Еще она пробовала сочинять стихи. Меила называла их “ответом Нефертити Эхнатону”, и Имхотеп восхищался ее лирикой.
Меила посмотрела на мужа, погруженного в чтение. Он был - или стал теперь подобен выдающимся людям европейского Возрождения: таким же титаном, проявлявшим себя во всех областях…
Чтобы поддерживать в форме свое прекрасное тело, Имхотеп каждый день упражнялся. Конечно, в арабской стране он был гораздо более скован приличиями - в Та-Кемет служители богов, наряду с другими мужчинами, развивали свою силу, упражняясь в метании копья, борцовских поединках, колесничих гонках, охоте и гребле. Здесь же Имхотепу оставалась только мышечная память… то есть память телесного двойника: но пока она не подводила его.
Когда за окном совсем стемнело, Меила отложила карандаш. Она полюбовалась своим рисунком, подняв его и отдалив от себя.
Она почувствовала, как Имхотеп подошел к ней сзади: он любил приближаться так неслышно.
– Богиня повернулась к нам лицом, - прошептал он.
Древнеегипетские художники всегда рисовали и богов, и людей в профиль…
Меила обернулась.
– Тебе нравится?
Имхотеп улыбнулся.
– Ты наделяешь рисунки душой. Это не всегда хорошо, как думают современные художники. Может быть, ты однажды встретишься с тем, что сам породил, и не узнаешь его…
Египтянка так и не поняла, похвала это или порицание. Но ей было довольно и такой оценки.
Меила положила
У нее и ее мужа еще много всего впереди… того, что они породили, но могут не узнать, когда увидят.
Меила Наис всегда любила встречаться с неизведанным и принимать вызов судьбы.
* Суну (др.-егип.) - врач, окончание -т означает женский род.
========== Глава 36 ==========
Хафез оказался очень упрям, организуя свою экспедицию в западную долину мертвых. А вернее сказать - ему уже нельзя было свернуть с пути: как руководителю, на которого были устремлены взгляды многих.
Он навестил супругов Амир и заявил Имхотепу, что “без его участия экспедиция невозможна”.
Жрец молча стоял, рассматривая этого маленького человека, с которого началась его вторая жизнь. Он теперь испытывал определенное уважение к безапелляционности и безрассудству старого директора.
– Ты уверен, что не обойдешься без меня?
– переспросил Имхотеп. Жрец улыбнулся.
– Ну что ж, тогда я отправлюсь с тобой.
Меила, присутствовавшая при разговоре, вскрикнула и шагнула вперед.
– Нет, ты не можешь!..
Она схватила Имхотепа за локоть.
– Тогда и я с тобой!
Жрец качнул головой.
– Нет. Ты останешься, Меила.
Он опустил глаза на ее живот, но Меила и без того присмирела от его слов. Имхотеп назвал ее по имени, что до сих пор делал редко… и проявил свою власть мужа, что при посторонних тоже делал редко.
– Для тебя это очень опасно, - умоляюще сказала египтянка. Ее взгляд метнулся к полному торжества лицу Хафеза, потом обратно к непроницаемому лицу Имхотепа.
Жрец посмотрел ей в глаза.
– Я вернусь к тебе, моя царевна, знай это. А мистер Хафез хочет посостязаться с богами.
Имхотеп слегка поклонился директору музея.
– Наши боги любят смелых врагов, мистер Хафез. Но тех, кто оказывается в их власти, они не прощают.
На лице Имхотепа по-прежнему была улыбка.
“Вот в чем отличие древней веры, - с содроганием подумала Меила.
– Боги Та-Кемет были справедливы - но беспощадно справедливы. Преступившему священный закон нельзя было вымолить у них прощение, как у Бога многих народов: вот в чем сила и слабость язычников…”
Однако Хафеза это не расхолодило. Старый директор был уверен, что, выбравшись из стольких передряг и вернув неумерщвленного жреца в мир живых, он заслуживает вознаграждения и преуспеяния.
– Тогда начнем собираться сегодня же!
– воскликнул Хафез, потерев руки.
Имхотеп кивнул.
Они обсудили экипировку, а потом Хафез отбыл, пожелав Меиле всяческого благополучия. Египтянка больше не возражала, зная, что этим теперь только пошатнет силы мужа. Она только по мере сил помогла ему собраться, имея больше опыта в таких предприятиях.