Тихий гром. Книга четвертая
Шрифт:
Хозяйка не перечила. Ушла в горницу и дверь за собой плотно прикрыла, чтобы дым от их проклятущего курева туда не попадал.
— Ребятишки спят? — спросил Виктор Иванович, взглянув на полати.
— Спят.
— Чего задержались-то?
— Туда хорошо доехали, — отвечал Антон, — да поздно вечером уж добрались. А на другой день, пока Блюхера отыскали, пока товар получили — опять уж вечер. За углем на станцию на следующий день заезжали. Бесплатно приказал отпустить угля. Словом, в Ключах оказались мы на шестой день к вечеру. А там — казаки. Не так чтобы здорово привязывались они, но пришлось
— Да там и ковать-то не надо было, — вставил Тихон, — у одной подковы шип сбился. Дак ведь кузнец-то был у их. Проверял он нас…
— Ну, а потом и заночевать пришлось там, чтобы совсем успокоить проверяльщиков, — продолжал Антон. — А тут еще с дороги сбились разочка два. Как понесло вчера, как завертело, тут и без казаков тошно стало.
— А сам Блюхер-то каков? — допытывался Виктор Иванович. — Немец?
— Да что ты, — возразил Тихон, — чисто наш мужик! Обходительный такой. Уж не знаю, как фамилия к ему такая пристала. Нашего вон Кестера и без фамилии признаешь. А тот прямо по духу весь нашенский… Чай-то пейте. Сахарку, извините, нету, а вот с кулагой.
— Вот чего, ребятушки, — поднялся из-за стола Виктор Иванович, скручивая добрую закрутку махорки, — я ведь не пешком пришел, а на Воронке подъехал. Сейчас перегрузим ваш товар в мои сани, сена сверху побольше бросим, и сейчас же… Ты как, Антон, выдержишь?
— О чем разговор…
— …И сейчас же двинемся дальше.
— А не нарветесь на казаков? — тревожно спросил Тихон.
— Нет, — твердо ответил Виктор Иванович. — До солодянских дозоров мы не доедем, а ежели и нарвется шальной, в такую погоду не полезет доискиваться. К тому же у нас револьверы есть на крайний случай… Да в такую ночь никто нам не встретится, скорее всего.
Уголь отвезли к кузнице и там сгрузили. Винтовки уложили в данинские розвальни, прикрыли теми же брезентами, а сверху сена положили и веревкой привязали.
Тихон в душе гордился содеянным. Ведь здоровые люди, не калеки, едва ли смогли бы сделать то, что он сделал. Но, как проводил товарищей в пургу, в ночь беспросветную, иное подумалось: ведь они каждый день, много лет по острию ножа ходят, на каждом шагу стерегут их опасности. В дальней дороге рассказал ему Антон и о побеге из троицкой тюрьмы, и о фронтовых делах многих.
Не дремали в городе подпольщики. Тайно формировались отряды Красной гвардии. Хоть и с великим трудом, но собиралось оружие. Федич звал, убеждал своих товарищей готовить вооруженное восстание, поднимать народ на борьбу с белоказаками.
В начале второй половины декабря удалось даже организовать и провести многолюдный митинг. На него собрались не только городская беднота, но и пленные немцы, чехи, мадьяры, содержавшиеся на Меновом дворе. Митинг потребовал передачи власти в руки Советов.
В те же дни, по настоянию Сыромолотова, был создан подпольный штаб по подготовке вооруженного восстания в городе. Главой его стал двадцативосьмилетний Терентий Дмитриевич Дерибас — человек, хотя и молодой, но уже с большой биографией подпольщика.
В то же время из Петрограда, сформированный по указанию Ленина, шел Первый Северный экспедиционный летучий отряд, в составе которого было
Сводным отрядом командовал молодой отважный моряк, мичман Сергей Павлов — большевик и участник штурма Зимнего. Пройдя через Вологду, Вятку, Пермь, Екатеринбург, отряд устремился на юг и двадцатого декабря прибыл в Челябинск. Всюду на своем пути он подавлял контрреволюционные мятежи и способствовал установлению Советской власти.
Через Троицк отряд должен был пройти в Оренбург, разгромить дутовские банды и открыть дорогу сибирскому, тургайскому и уральскому хлебу в столицу и центральные голодающие губернии.
Челябинскому военно-революционному комитету стало известно, что со стороны Бузулука готовится наступление красногвардейских отрядов на Оренбург. Председатель военно-революционного комитета Блюхер предложил немедленно начать наступление на Троицк, с тем, чтобы в дальнейшем Северному летучему отряду и красногвардейцам двинуться на освобождение Оренбурга.
Выступив из Челябинска, отряды сбили казачьи заставы, а потом с непрерывными боями стали продвигаться на юг. Днем и ночью жестокая, кровавая шла борьба. Свирепствовали по степному Южноуралью вьюги, трещали рождественские морозы. Не щадили они ни белых, ни красных. И люди друг друга не щадили.
Не выдерживали яростного напора красных отрядов казаки, отступали вдоль железной дороги на юг. Вышибли их со станции Еманжелинской, а потом и Нижне-Увельской. Впереди — Троицк. Но до него еще более сорока верст. Дойти надо. И, понятно, не все дойдут. Чья-то кровь с метелью, с колючим снегом смешается, кому-то из раненых мороз поможет навсегда смежить веки.
В этой рассыпавшейся по метельной степи лавине красных отрядов малой песчинкой, будто гонимой северным ветром, двигался к родному городу и Рослов Макар. 17-й Сибирский полк, расформированный за бунт, после февральской революции был сформирован снова. И не только вернулись туда они с Андроном Михеевым, но свое отделение из разведкоманды перетащили с собой. А потом и поручик Малов у них оказался. Ротой теперь командует.
Поздно ночью с двадцать четвертого на двадцать пятое декабря в Троицке началось восстание, подготовленное подпольщиками. Красногвардейцы заняли почту и несколько других учреждений в центре города. Революционно настроенные солдаты гарнизона арестовали офицеров и захватили оружейный склад.
Спеша на помощь восставшим, части Северного летучего отряда всю эту ночь с беспрерывными боями упорно продвигались к Троицку. Только к утру передовые роты ворвались на станцию и заняли ее.
Не спалось в ту ночь и буржуям. Почуяв недоброе, некоторые бросились бежать на собственных подводах. Другие устремились на вокзал. Кое-кто успел отправиться на Оренбург, остальных же здесь, на вокзале, застали красные бойцы.
Еще на подступах к станции, перебегая от бугорка к бугорку, Макар все увереннее чувствовал, что доберется он до родного города невредимым. И как-то нежданно, нелепо даже ввернулась в мозги одна мыслишка. Тут ни на секунду отвлекаться нельзя, соображать надо, как лучше перебежку сделать да укрыться, а у него словно червяк в башке завозился.