Тобой расцвеченная жизнь
Шрифт:
— Очень. Клара советует пойти учиться... — Тут я понимаю, что сболтнула лишнего: об этом я даже Патрику не говорила. Во время учебных блоков мне придется ездить в другой город, и я чувствую подспудную панику от одной мысли об этом. Линус и фрау Штайн крепко-накрепко привязала меня к Виндсбаху.
А собеседник уже интересуется:
— И что тебя сдерживает? — Помимо воли бросаю на него быстрый взгляд — он ведь не умеет читать мысли, правда?
— Ничего, — вру на автопилоте. — Наверное, с нового учебного
Килиан глядит в огонь, помешивая в нем палкой, и я как будто бы ощущаю силу его недовольства. Кем или чем, сама не понимаю, но себя костерю всеми возможными способами: похоже, я, действительно, самая настоящая врушка. Припомнилось, как я солгала Килиану про свою беременность, и как лгала Патрику о самой себе... Прошедшие два дня я лгу семье о собственном благополучии, а теперь вот и Килиану начала лгать. Это просто патологическая болезнь какая-то!
— Сам чем занимаешься? — пытаюсь быть вежливой, уводя разговор от собственной персоны.
— Весной заканчиваю учебу и собираюсь совершить большой мотоциклетный тур по Европе, — отвечает мне парень.
Я невольно восклицаю:
— Отправишься путешествовать на своем байке?! — Килиан кивает и как будто бы хочет добавить что-то еще, но так и не решается. — Должно быть, это будет здорово, — произношу за него, немного... самую чуточку завидуя его планам.
Несмотря на близость огня, меня снова пробирает озноб, и Килиан, накинув покрывало на свои плечи, протягивает мне один его конец. Приглашает разделить совместное тепло...
Я должна отказаться, я должна, просто обязана отказаться, вот только не покажется ли отказ в сотню раз подозрительнее согласия... Подныриваю под покрывало и даже блаженно зажмуриваю глаза. Тепло... Как же тепло и хорошо. А в следующее мгновение с другой стороны от Килиана плюхается Каролина и самолично льнет к его правому боку, поднырнув под другой край покрывала.
— Ну и холодрыга, — как бы объясняет она свое дерзкое поведение, позволяя руке Килиана упокоиться на своем девичьем плече. — Так намного лучше.
Еще бы, я не то чтобы возмущена — скорее шокирована ее поведением.
— Где Леон? — голос мой звучит почти строго, я вроде как даю ей понять о своем недовольстве.
— Должно быть, готов влюбиться в очередное смазливое личико, — насмешничает сестрица, еще больше прижимаясь к Килиану. Тот, я вижу, не имеет ничего против: поглаживает ее по плечу и тихонько улыбается. В этот момент я замечаю Леона...
— Перестань на меня наговаривать, — пеняет он Каролине, потянув ее за собранные в хвост волосы. — Я всего лишь беседовал с девушками на порядок приятнее собственной сестры.
Та закатывает глаза и провозглашает:
— А разве это не ты сказал однажды, что при виде первого же красивого личика, у тебя напрочь сносит крышу... ты, видите ли, влюбляешься в него в ту
— Мне тогда было семь, — стонет Леон возмущенным голосом. — Может быть, мы еще вспомним, как ты писалась в кровать до трех лет...
— Я не писалась в кровать до трех лет, — теперь уже возмущается Каролина. — Это была Мия, чтобы ты знал. Мия, а не я!
Килиан склоняется в мою сторону и произносит:
— Похоже, с этими ребятами скучать не приходится. Они всегда такие веселые?
— Все время, — подтверждаю я, неожиданно смущаясь при виде легкой щетины на скулах парня. И ямочки на его подбородке... И самого его присутствия под одним со мной одеялом.
Что я вообще здесь делаю? Патрик не должен был отпускать меня одну. Он должен был бы сидеть рядом и прижимать меня к своему теплому боку...
— Я как-то перерос период юношеских вечеринок, — отозвался он на мое предложение пойти сюда вместе. И я ощущаю почти сиротство, лишившись его плеча в виде поддержки...
Это чувство не отпускает меня весь вечер, до самого того момента, как Килиан произносит:
— Еще увидимся, Ева. — И я отзываюсь неискренним:
— До встречи. — А потом возвращаюсь домой и укладываюсь под бок Патрику, ощущая горячее тепло его тела, к которому могу прижаться без зазрения совести.
Но даже и тогда что-то не перестает дрожать в глубине моего сердца...
Это «что-то» пробуждает меня на рассвете, всего лишь после четырех часов сна, и заставляет предупредить пробуждение самого Патрика.
— Уже не спишь? — удивляется он, заметив, что я гляжу на него сквозь полуопущенные ресницы. — Во сколько вы вчера вернулись?
— Около часа. Ты уже сладко спал, соня...
— Прости, хотел тебя дождаться, да сон сморил меня. Вымотался за день.
— Что вчера делал?
— Закончил заказ на садовый гарнитур. Ты должна его увидеть! — и он тянется к телефону, чтобы показать мне фотографии своей работы.
Некоторое время мы рассматриваем сделанные Патриком снимки и обсуждаем необходимость их размещения на созданном мною сайте, а потом я, все еще ощущая острую потребность услышать расспросы Патрика о моем собственном вчерашнем вечере, произношу:
— А знаешь, Килиан тоже был там вчера. — И замираю в ожидании ответа... Тот выходит не совсем тем, на какой я рассчитывала:
— Он все еще влюблен в тебя, этот мальчишка? — и улыбается самой незамутненной ревностью улыбкой.
— Не думаю, — отвечаю я в том же тоне. — По-моему, он запал на Каролину.
— На Каролину? — удивляется Патрик. — Они знакомы меньше одного дня.
— Похоже, их чувствам это не помеха.
— Вот уж чуднО, так чуднО, — продолжает удивляться Патрик, а я думаю о словах сестры, сказанных прошлым вечером по дороге домой: