Точно как на небесах

Куин Джулия

– Почему ты улыбаешься? – с любопытством спросила Гонория.

– Я улыбаюсь? Это очень, очень грустная улыбка, уверяю тебя. – Он внимательно посмотрел на тост. – Вы правда ели ветчину? – И добавил, не будучи уверен, что хочет знать ответ: – А пудинг?

Он посмотрел на Гонорию. У нее было очень виноватое выражение лица.

– Шоколад? – прошептал он.

Она покачала головой.

– Ягоды? О Господи, неужели кухарка сделала пирог с патокой?

– Он был очень вкусным, – признала Гонория, издав один из тех удивительно

радостных вздохов, с которыми полагалось вспоминать лучшие из десертов.

– Еще немного осталось? – уныло спросил он.

– Думаю, да. Его подали на гигантской… Подожди-ка. – Гонория прищурилась и подозрительно посмотрела на него. – Ты ведь не собираешься просить меня украсть для тебя кусочек?

– А ты это сделаешь? – Маркус надеялся, что ему удалось подкрепить свой жалобный голос не менее жалобным выражением лица. Ему просто необходимо ее разжалобить.

– Нет! – Но она сжала губы, откровенно пытаясь не засмеяться. – Пирог с патокой – не подходящая еда для больных.

– Не понимаю почему, – ответил он.

Совершенно искренне.

– Потому что тебе полагается есть бульон. И холодец. И печень трески. Все это знают.

Он с трудом успокоил свой взбунтовавшийся желудок.

– Хотя бы раз ты почувствовала себя лучше после этих деликатесов?

– Нет, но, думаю, смысл не в этом.

– А в чем же тогда?

Она открыла рот, собираясь ответить, но потом комично замолчала. Подняла глаза наверх, посмотрела налево, как будто ища в мозгу подходящий ответ.

Наконец намеренно медленно она произнесла:

– Я не знаю.

– Значит, ты украдешь для меня кусочек? – Маркус улыбнулся лучшей из своих улыбок: «Я-почти-умер-ты-не-можешь-мне-отказать». По крайней мере он надеялся, что она так выглядит. По правде говоря, он никогда не умел лукавить, и, возможно, у него получилась улыбка «я-несколько-не-в-себе-поэтому-в-твоих-интересах-притвориться-что-согласна».

Узнать точно не представляется возможным.

– Ты понимаешь, какое наказание может меня постичь? – спросила Гонория. Она воровато наклонилась вперед, как будто кто-то действительно мог за ними наблюдать.

– Не очень страшное, – ответил он, – ведь ты в моем доме.

– Это мало что значит против объединенного гнева миссис Уэдерби, доктора Уинтерса и моей матери.

Он пожал плечами.

– Маркус…

Но у нее больше не осталось аргументов. Поэтому она сказала только:

– Пожалуйста.

Гонория посмотрела на него. Он пытался выглядеть жалким.

– Ох, ну ладно. – Она фыркнула, сдаваясь и даже не пытаясь прикрыть отступление. – Мне идти прямо сейчас?

Он умоляюще сложил руки:

– Я был бы бесконечно рад.

Гонория, не поворачивая головы, покосилась в одну сторону, потом в другую. Потом встала, поправив складки своей бледно-зеленой юбки.

– Я вернусь, – сказала Гонория.

– Буду ждать.

Она дошла до двери и повернулась.

– С пирогом.

– Ты –

мой спаситель.

Она прищурилась:

– Ты мне должен.

– Я должен тебе гораздо больше, чем пирог с патокой, – серьезно ответил он.

Гонория вышла из комнаты, оставив Маркуса с пустым подносом и хлебными крошками. И с книгами. Он посмотрел на стол, где она оставила стопку. Осторожно, стараясь не опрокинуть стакан с теплым лимонадом, приготовленным для него миссис Уэдерби, он поставил поднос на другую сторону кровати. Протянув руку, Маркус взял первую книгу и посмотрел на обложку. «Описания красот Эдинампля и Лохернхеда».

Господь милосердный, она нашла это в его библиотеке?

Следующая. «Мисс Баттеруорт и Безумный Барон». Он не стал бы такое читать, но в сравнении с «Описаниями красот, где-то в Шотландии доводящими вас до смертельной скуки»…

Маркус откинулся на подушки, нашел первую главу и начал читать.

«Была темная и ветреная ночь…»

Кажется, это он уже где-то читал.

«…и мисс Присцилла Баттеруорт не сомневалась – вот-вот начнется дождь, льющийся с небес потоками и ручьями…»

Когда Гонория вернулась, мисс Баттеруорт успела остаться брошенной на пороге, пережить чуму и убежать от дикого медведя.

Мисс Баттеруорт была весьма легка на ногу.

Маркус с нетерпением приступил к третьей главе, предвкушая встречу мисс Баттеруорт со стаей саранчи, и был весьма увлечен чтением, когда Гонория появилась в дверях, тяжело дыша и сжимая в руках чайное полотенце.

– Ты не достала ни кусочка, да? – спросил он, смотря на нее поверх «Мисс Баттеруорт».

– Конечно, достала, – презрительно ответила Гонория. Она положила чайное полотенце и развернула его. Внутри оказался немного рассыпавшийся, но тем не менее узнаваемый пирог с патокой. – Я принесла целый пирог.

Маркус почувствовал, как широко открываются его глаза. Он дрожал. Дрожал от предвкушения. Мисс Баттеруорт и ее саранча не могли сравниться с пирогом.

– Ты – мой кумир.

– Не говоря уже о том, что я спасла твою жизнь, – саркастически заметила Гонория.

– Ну, и это тоже, – смущенно сказал Маркус.

– Один из лакеев следил за мной. – Она взглянула через плечо на открытую дверь. – Я думаю, он принял меня за вора, хотя, честное слово, если бы я пришла грабить Фензмор, я бы вряд ли начала с пирога с патокой.

– Правда? – с набитым ртом спросил Маркус, полный райских ощущений. – Я бы начал именно с него.

Гонория отломила кусочек и положила в рот.

– Он действительно очень вкусный, – вздохнула она. – Даже без клубники и крема.

– Не могу придумать ничего лучше, – радостно вздохнул в ответ Маркус, – кроме, возможно, шоколадного пирожного.

Она уселась на край кровати и взяла еще маленький кусочек.

– Извини, – сказала она и, проглотив пирог, продолжила: – я не знаю, где лежат вилки.